Дмитрий Муза. НАБРОСОК К ТЕОРИИ АНТИ-СИСТЕМ

(следуя методологическим маршрутом,

предложенным Львом Николаевичем Гумилевым

в направлении современности)

В социальной теории, хотим мы того или нет, существует определенное табу на освещение вопросов, так или иначе освещающих антисистемные явления в историческом процессе. Причем, неважно, о какой эпохе, стране или цивилизации идет речь. Главное, «работает» механизм запретов и умолчаний. Исключением из этого общего правила являются работы крупных русских ученых – Л.Н. Гумилева, И.Р. Шафаревича, В.Л. Махнача, А.И. Субетто, А.И. Фурсова, не побоявшихся обозначить проблему в ее полном масштабе и сущностных чертах. На Западе, пожалуй, первым, кто заговорил об анти-системных явлениях и процессах был немецкий философ О. Шпенглер. Оригинальную версию антисистем в своих работах развернул американский историк Э. Саттон. В наши дни – британский социолог М. Манн, с его нашумевшей книгой «Обратная сторона демократии»…

        Данная тема имеет для нас принципиальное значение, ведь «революция достоинства» (читай, госпереворот по сценарию «фабрик мысли» и официальных структур США), породила чудовищную ультра-наионалистическую антисистему, последовательно пожирающую остатки здоровых тканей общества не только на Украине, но своей идеологической радиактивностью и праксисом нацеленную на Россию и остальной мир. Однако эта анти-система генерирована в стране «передовой демократии», которая если не с момента своего основания, то с известных пунктов Президента В. Вильсона, как раз и выступает в роли гипер-анти-системы.

Для вхождения в интересующую нас проблемную область вначале нужно остановиться на общих положениях теории этногенеза «последнего евразийца». И первое, на что нужно обратить внимание, так это на неявной посылки о синергийности геологических, биологических, социальных и антропологических процессов, взятых в аспекте сложных взаимоотношений «субстанции» и «пустоты», «энергии» и «вакуума». В частности, сам Л.Н. Гумилев дает повод именно к такому пониманию, говоря о социальном бытии: «сознательная деятельность людей может быть направлена в одну из двух имеющихся сторон…» (Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. М.: Танаис — Ди Дик, 1994. С. 549). В общем смысле этот сущностно очерчиваемый посыл и может рассматриваться как основание для понимания жизни социальных систем.

По большому счету, концепция Л.Н. Гумилева выглядит попыткой ввести в науку (историю и географию) и обосновать новое представление об этносе. В отличие от маркситстской теории этноса, утверждающей его примордиальную социальную природу, конструктивистской теории этноса, настаивающей на его ситуативно-договорном характере, и инструменталистской теории, где он ассоциируется с идеологическими конструкциями, мобилизующими людей для решения задач по завоеванию политической власти, реализации экономических и иных социальных целей, ученый предложил вполне нестандартную его версию. «Этносы – явление, лежащее на границе биосферы и социосферы, и имеющее весьма специальное назначение в строении биосферы Земли» (там же, с. 38). Вид homo sapiens широко распространенный по территории Земли, в отличие от животных, характеризуется своими повышенными адаптивными способностями (умением приспосабливаться к различным физико-географическим, климатическим и биологическим условиям существования). Однако не само по себе разнообразие «кормящих и вмещающих ландшафтов» земли определяет «мозаичность антропосферы». Спрашивается: что же?

Формы существования и формы общежития этносов, равно как и сама этническая история созидается благодаря наличию генетического признака под названием пассионарность (от лат. passio – страсть, аффект). У Гумилева этот признак получает следующее звучание: пассионарность – это эффект формы энергии «живого вещества» биосферы, складывающийся под воздействием космоса, а именно, циркулирующих в нем рассеянных элементов  (догадка академика В.И. Вернадского), и этот эффект проявляется во всей антропосфере, у отдельных людей, групп людей, этносов и т.д., хотя и по-разному. Он выражается в стремлении (чаще всего – неосознанном) к деятельности, направленной на достижение какой-либо реальной или же иллюзорной цели. Её, пассионарности, ближайшая форма – жертвенность или отказ от удовлетворения естественных потребностей  в пользу чего-то идеально возвышенного или социально необходимого. Будучи внутренней характеристикой человека, пассионарность может соединятся с любыми способностями, с его талантами и дурными наклонностями, т.е. порождать как творчество, так и разрушение (!). Проще говоря, пассионарность – это характеристика человеческого поведения и психики, её, если можно так сказать, самый реальный мотив (Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало: Популярные лекции по народоведению. М.: Рольф, 2002. С. 8 и сл).

Для ясности укажу на то, что этносы, согласно Гумилеву, нуждаются в определенной энергетической «накачке», которая, в конце концов, выражается в упорядоченной воле больших масс людей. Ученый полагал, что в плане соотношения пассионарного импульса (Р) и инстинкта самосохранения (J), люди отличаются тремя поведенческими типами: 1) пассионарии, т.е. носители избыточной энергии (Р> J); 2) гармоничные люди (Р= J); 3) субпассионарии, уровень энергии которых слишком мал для поддержания баланса между обществом и природой (Р< J) (Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М.: Экопрос, 1993. С. 302).

В качестве фактора коллективной жизни пассионарность имеет особое значение. В различные времена и у различных народов появлялись люди с избыточной энергией (т.н. пассионарии), которые увлекали за собой массы и тем самым перестраивали прежний порядок вещей. Такими, по Гумилеву, были ранние христиане, средневековые арабы и монголы, викинги, испанские конкистадоры… При этом важен пункт баланса пассионарности в отдельно взятом этносе, равно как «правильный этнический стереотип».

Но Л.Н. Гумилев как ученый-географ и продолжатель традиций представителей классического евразийства П.Н. Савицкого и Г.В. Вернадского, настаивал и на другом положении, – о фундаментальном связи этноса с ландшафтом: каждый социальный коллектив, чтобы выжить в земных условиях, должен приспособиться (адаптироваться) к определенным физико-географическим реалиям, за пределами которых ему не выжить. Избыточная энергия как раз и толкает этнос к поиску этих оптимальных условий. Найдя их, этнос начинает формироваться сам и формировать своеобразные «стереотипы» поведения.Этот процесс описывается этнологом как циклический.

Сама циклическая схема развития любого этноса включает в себя: а) исходное сочетание этносов и ландшафтов региона; б) пассионарный подъем (с инкубационным и явным периодами); в) акматическую фазу; г) фазу надлома; д) инерционную фазу; е) фазу обскурации; и ж) мемориальную фазу. Общая же продолжительность жизни этноса – 1000 – 1200 лет (Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. М.: Танаис — Ди Дик, 1994. С. 585).

Но у гумилевской схемы есть и соответствующий культурологический аспект. Устойчивая совокупность стереотипов: форм жизни и общежития, способность к технической деятельности и искусству, образует культуру того или иного этноса. Но основу его культуры, «духовную культуру» как остов всего строения культуры, составляет религия, эпос (миф) и фольклор. Именно они выступают в роли традиции, обеспечивающей преемственность жизненных ценностей и идеалов, традиции, скрепляющей поколения в этнокультурную целостность. Но с другой стороны, направляют жизненный поток (энергию) на реализацию биполярных задач: речь идет о дифференциации мироотрицающих и мироутверждающих принципов.

Как известно, первый принцип в образной форме Гумилев иллюстрировал строками из поэмы Н.А. Заболоцкого «Ладейников», а второй фрагментом из «Поэмы начала» Н.С. Гумилева.).

Первая позиция – мироотрицающая:

Ладейников прислушался. Над садом

Шел смутный шорох тысячи смертей.

Природа, обернувшаяся адом,

Свои дела вершила без затей:

Жук ел траву, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы,

И страхом перекошенные лица

Ночных существ смотрели из травы.

Так вот – она, – гармония природы!

Так вот – они, ночные голоса!

На безднах мук сияют наши воды,

На безднах горя высятся леса!

Природы вековечная давильня

Объединила смерть и бытие

В один клубок, но мысль была бессильна

Соединить два таинства её!

  Вторая позиция – жизнеутверждающая:

С сотворения мира стократы

Умирая, менялся прах:

Этот камень рычал когда-то,

Это плющ творил в облаках.

Убивая и воскрешая,

Набухать вселенской душой –

В этом воля земли святая,

Непонятная ей самой.

(Курс лекций, прочитанный Л.Н. Гумилевым на телевидении (Ленинград, 1989) //  Гумилев Л.Н. Струна истории. Лекции по этнологии. М.: Айрис-Пресс, 2007. С. 573 – 575).

Тем не менее, оба указанных принципа имманентны и религиозным системам, которые также могут фронтально отрицать и утверждать мир. В ряду отрицательных значатся гностицизм, манихейство, учения альбигойцев, карматов, махаянистов, на другом полюсе – классические версии буддизма, христианства и ислама, плюс некоторые варианты язычества.

Тем не менее, история человечества имеет кривизну (т.н. «зигзаги истории»), объясняемые не только из культурных, но также экономических, политических и военных связей народов. Характерно, что сам Гумилев был сторонником культурно-исторического подхода, но использовал его с некоторыми  корректировками. Для него реальными субъектами истории являются не цивилизации или культурные коалиции, а именно: этнические (суперэтниченские) целостности. Мировая история, по Гумилеву, знает восемь таких целостностей, прошедших полный цикл этногенеза: 1) западный христианский мир; 2) «мир Ислама» или Левант; 3) Индия; 4) Китай; 5) Византия, восточнохристианская целостность; 6) Кельтский мир, живший в соответствии со своими традициями до XIV ст., т.е. полного порабощения германскими завоевателями; 7) Балтийская славяно-литовская языческая целостность, в XII веке превратившаяся в реликт; 8) Восточноевропейская суперэтническая целостность – Русская земля (Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. М.: Танаис — Ди Дик, 1994. С. 172 – 173).

В свою очередь структуру «русской земли», кроме Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств – её ядра, изначально образуют: новгородская республика с пригородами, Полоцкое, Смоленское и Рязанское княжества, Ростово-Суздальская земля, Турово-Пинская земля, Волынь, Червонная Русь (Галицкое княжество) и половецкая степь между Доном и Карпатами, которая была завоевана Владимиром Мономахом.

Становление этой изначально рыхлой, – в этнокультурном и политическом плане среды – в этническую, а затем и в сверхэтническую целостность, происходило в условиях пространственных контактов русских племен с другими этническими образованиями: на Юге с византийским – суперэтносом, на Западе – с воспитуемыми католицизмом этносами рождающейся Европы, на Востоке – с многочисленными народами Степи, а также с тем, что Гумилев обозначил термином «антисистема».

«Антисистемам» в гумилевской концепции уделено большое внимание. И думается, не случайно. Здесь антисистема – это некоторая целостность людей с негативным мироощущением, т.е. в своих исторических действиях несущих смерть, разрушение, ложь, вообще, создающих смысловой вакуум в истории природы и истории людей. В истории Руси-России, а именно её фокус становиться тут определяющим, нередко встречаются антисистемы. В первую очередь, это Хазарский каганат, исследованию которого мыслитель посвятил немало страниц (прежде всего книгу – «Хазарская Атлантида») опираясь на данные археологической экспедиции, в которой он участвовал лично. Общий вывод этнолога касался следующего: на смену тюркско-хазарскому этногенезу в IX веке, вследствие переворота Обадия и торжества немногочисленной иудейской общины на протяжении 150 лет, ситуация в Евразии коренным образом изменилась. Резко возросла интенсивность торговых связей с соседями (поздняя империя Тан, Абассидский халифат, Византия, Русь, Каролинги), но с нею началась духовная экспансия. При хазарском царе Иосифе начались гонения на христиан как внутри каганата, так и на его границах с Византией и Русью. Кроме того, иудео-хазары наложили на руссов «налоговое бремя». Ответом, как нам известно из «Повести временных лет», послужил поход Олега в 939 г. (940 г.), вызвавший ряд ответных реакций. Итог – полноценная война руссов, завершившаяся походом Святослава в 964 – 965 гг. по Оке и Волге к Итилю, т.е. в тыл регулярным войскам, ждавших врага на суше между Доном и Днепром (Гумилев Л.Н. Зигзаг истории // Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М.: Айрис-пресс, 2012. С. 321 и сл.). Так завершилась история этой антисистемы, что немаловажно, с преобладанием в её бытии отрицательных опытов с природным и социальным окружением.

Делая небольшое отступление, нужно указать на то обстоятельство, что в теории этногенеза, наряду с понятием «антисистема», часто встречается понятие «химера». Так, «Химера» у Л.Н. Гумилева трактуется как такое состояние социального организма, в котором насильственное сожительство двух и более этносов не ведет ни к чему положительному ни в каком направлении, а лишь создает перегрузки системы при полной рассогласованности составляющих её элементов. В качестве весьма нетривиального примера в работах мыслителя (о чем иногда даже не подозревают поклонники «последнего евразийца»!), можно встретить следующее. Темник Мамай и его деятельность после 1312 года («Мамай всех превращал во врагов, кроме тех, кого он покупал или подкупал»), объявлены девиантными по отношению к традициям Золотой Орды. Ведь принцип служения Отчизне именно он подменил «выбором щедрого хозяина», помогая за 20 лет смениться 20 ханам (Гумилев Л.Н. Выбор веры – выбор судьбы // Всем нам завещана Россия. М.: Айрис-пресс, 2012. С. 125, 126). Отсюда вывод: «Победа Мамая – победи он в 1380 году! – означала бы превращение всей Восточной Европы в поприще для торговых операций прежде всего католических стран, опередивших в торговле других…». Поэтому, «это была война не между «лесом» и «степью», «Европой и Азией», русскими и татарами – а между жизнеспособными этносами и химерой, оказавшейся на пути развития как Руси, так и самой Великой степи» (там же, с. 127).

Более того, «химерной сущностью явилась отчетливая антиисторическая тенденция вовлечь движущиеся народы-соседи (русских, половцев, мордву, самих же татар) в разложение, застой, разжижить их, уничтожить, разбив их духовное сопротивление» (там же, с. 128). Но это наблюдение напрямую касается и событий на Юго-Западной Руси. После Столбовского мира (1617) и Деулинского перемирия (1618) западные русские земли с велико-, бело- и малороссами оказались под властью Речи Посполитой и Швеции. Они стояли перед тяжелым моральным выбором – принятия или непринятия католичества, польского и латинского языка вместо церковнославянского и южно- и западнорусского, крестьянскую «свободу» в противовес крепостничеству. Собственно принявшие таковые – при опеке иезуитов – и организовали химеру на Юго-Западе Руси, химеру, с которой имел дело и Б. Хмельницкий, а затем и Петр I. У Гумилева же сам факт призыва Мазепы к созданию «самостоятельной Украины» можно трактовать как химеротворчество. Сегодня также известное нам под маркером «вхождения в Европейский дом», безопасностью под зонтиком НАТО, вечной «дружбой» с США!

Насколько опасны эти анти-системные и химерические структуры мы видим и на примере политических режимов как на постсоветском пространстве, напр., на Украине, в Грузии, странах Балтии, так и в ряде стран бывшего соцлагеря – Польши, Болгарии, Румынии и т.д., не говоря уже обо всем остальном мире. Как замечает американский политолог М. Паренти: «Проявление силы США направлено на сохранение не только международной капиталистической системы, но и гегемонии США в этой системе» (Паренти М. Власть над миром. Истинные цели американского империализма. М.: Поколение, 2006. С. 56 – 57). Отсюда, как показал М. Паренти, вытекает американский неоимпериализм с его прямой и непрямой операциональностью: экспансия фиктивных капиталов, искусственное обращение (стран и народов в бедность), практика «долговых обязательств», поддержка «демократических режимов», созидание «вымышленных врагов» для дальнейшей расправы с ними, культурный империализм, контролируемый наркотрафик как орудие социального контроля, тотальная ложь СМИ… Словом все то, что зовется Smart power (Дж. Най-младший).

Однако, если привести современную характеристику антисистемы (разработанную в деталях последователем Л.Н. Гумилева – культурологом, искусствоведом и политологом В.Л. Махначем), то именно Америка может и должна быть понята как гипер-анти-система. В том числе, конституирующая химеры за счет ресурсов тотального администрирования мировых процессов.

Итак, в понимании В.Л. Махнача антисистема обладает такими основными чертами как: 1) негативное миросозерцание, явленное в религиозной и светской идеологиях; 2) способностью сокращать жизнь того или иного этноса, в т.ч. за счет разложения или упрощения его культуры; 3) разрешенность лжи, а то и культивирование её публичной «праведности» (!); 4) способностью капсулироваться, т.е. «сжиматься» до минимальных размеров с последующим восстановлением в полную силу; 5) умением менять знак на противоположный, или трансформировать направленность своей деятельности в зависимости от смены политических декораций.

Собственно, если посмотреть через это сито признаков на Америку и её клонов по всему миру, то станет понятно, что масонство и дианетика, «демократия» и капиталократия, «свободные» СМИ и Голливуд, поддержка и сатанизация Бен Ладена, «партнерство» со всеми при очевидном монологизме политических элит, говорят о том, что перед нами пристанище всех пороков человечества. Ведь не даром, такой тонкий наблюдатель как Ж. Бодрийяр, назвал Америку пространством «экзальтации движущихся пустынь и симуляции», страной, где состоялась «оргия свободы», но где нет никакой надежды! (Бодрийяр Ж. Америка. СПб.: «Владимир Даль», 2000. С. 139 – 144, 173 – 174, 178 – 179, 199).

Но вернемся к основному сюжету статьи. Вслед за Гумилевым, подчеркну, что решающую роль в истории Древней Руси – России играли системные ансамбли с позитивными жизненными доминантами. Так, если схематично представить логику развертывания русской суперэтнической целостности, то нужно отметить, что она поначалу, в рамках первого пассионарного толчка, сложилась из отдельных этносов – великороссов, белорусов, малороссийского казачества, гуцулов, касимовских татар, карелов, казанских татар, мордвы, черемисов, зырян; при этом генерировав субэтнические образования: донских казаков, крестьян северо-восточной Руси, крестьян Юго-Восточной Руси, поморов, челдонов, татар кряшенов. В рамках второго – образование московитов, а также конвиксий (группа человеческих особей, объединенных однохарактерным бытом и семейными связями) в виде купечества, поместного дворянства, стрельцов, боярства, клириков, ремесленичества, и консорций (группа людей, объединенных, часто эфемерно, одной исторической судьбой на короткое время) в виде землепроходцев, артельщиков, прдворных партий, лесных старцев, старообрядцев. Тем не менее, все это выглядит как сложно-организованная иерархическая система.

Для конкретизации своего главного – этногенетического тезиса ученый прибегает к разработке собственной модели Евразии, «внутри» которой он и находит место этногенезу многих народов. Для него Евразия – это огромный и географически неоднородный континент, вместивший за многовековую историю большое количество «частных» этнических историй, но в конце концов, приобретший оптимальные форму и содержание («вмещающий ландшафт» и суперэтнос). Тем не менее, существует разница в вопросе освоения этносами ландшафта Евразии: русские осваивали поймы речных долин, финно-угорские народы – водораздельные пространства, тюрки и монголы – степную полосу, палеоазиаты – тундру. Рассматривая историю освоения этого континента, Лев Николаевич Гумилев находит в ней несколько вариантов его объединения, всегда более выгодного, чем разъединение. Но «разъединиться в условиях Евразии – значило поставить себя в зависимость от соседей, далеко не всегда бескорыстных и милостивых» (Гумилев Л.Н. От Руси – до России: Очерки этнической истории. СПб.: Юна, 1992. С. 255).

Но всякое объединение, тем не менее, предполагает выработку ключевой доминанты. Согласно Гумилеву, объединителями Евразии поначалу выступили кочевники-гунны, потом тюрки, создавшие свой каганат от Желтого до Черного морей. Третья попытка принадлежала монголам, которыми руководил Чингис Хан и его последователи. Легендарная битва при реке Калке стала решающей в судьбе как самих монголов, так и русских племен. Осознав силу русских, монголо-татары предложили, по мнению Гумилева, княжеским элитам Руси войти в их улуса равных правах. В свете формирования и укрепления этнических союзов виделась ему киево-русская и начальная история Московского царства.

Четвертая попытка объединения выпала на долю самих русских племен, с которой они справились как никто до них: Евразия приобрела свои собственные очертания: от Карпат – до Тихого океана, от Памира – до Северного Ледовитого океана. Но эта грандиозная историческая задача была осуществима в два этапа и развивалась в пределах двух «попыток» рождения русского суперэтноса. По Гумилеву в отечественной истории дважды возрастал уровень (пиковые значения) пассионарного напряжения: в киево-русский период, с ХI по ХIII ст., включая историю падения Новгорода в ХV веке, и в период Московского царства, который растянулся до наших дней (там же, с. 252 – 253). Если эта гипотеза правдоподобна, то что же, спросим ещё раз, могло служить основанием интеграции этносов в суперэтнос, которая развернулась на просторах Евразии?

В своей итоговой работе-завещании, – «От Руси до России», специально посвященной рассматриваемому предмету, Лев Гумилев указал на то, что в киево-русский период реальное (хотя и недолгое) объединение русских земель, плюс упразднение половецкой угрозы, произошло при князьях Владимире Мономахе и его сыне Мстиславе. Во втором случае, объединение было начато Сергием Радонежским и кн. Дмитрием Ивановичем, продолжено Иваном ІІІ, Василием III и Иоанном IV (Грозным), а восстановлено после «смутного времени» и развито до имперской формы жизни суперэтноса – династией Романовых.  Любопытно также, что Гумилев, среди комплекса причин, вызвавших воссоединение Украины и России – политических, экономических и культурных, называет главной изначальное духовное родство этнических групп, образовавших суперэтнос: «Первостепенное значение (в деле воссоединения – Д.М.) имела единая суперэтническая принадлежность России и Украины, массовая поддержка «своих», а «своими» были единоверцы. Об это всеобщее ощущение, как волны о скалу, разбивались рациональные планы волевых и умных искателей власти» (там же, с. 219).

Кроме того, при создании российской («евразийской») империи в её составе оказались русские и финно-угорские племена, тюркский этнос и монголы. Принцип их объединения – соборность, предполагал универсальную перспективу: «Евразийские народы строили общую государственность, исходя из принципа первичности прав каждого народа на определенный образ жизни» (там же, с. 255). Но образ жизни, нужно подчеркнуть, санкционированный православием позволил развить «положительную комплиментарность» (ощущение) подсознательной взаимной симпатии всех племен, вошедших в «тело» суперэтноса.

Кроме того, евразийский образ жизни, как оказывается по большому историческому счету, блокировал нежелательные сценарии развития и линии поведения. На этом основании можно сделать интересное наблюдение: выбор, который делала Россия как евразийская империя в середине XVII века между: а) изоляционизмом – «путь Аввакума»; б) созданием теократической вселенско-православной империи – «путь Никона»; в) вхождением в «концерт» европейских держав – «выбор Петра»), целиком и полностью определялся «работой» эмоциональной сферы элиты и других представителей суперэтноса (там же, с. 229). Т.е. оказывается, что ценностный выбор и его нравственное оправдание – заложники действующего помимо их воли и сознания «механизма» пассионарности.

Но сам Гумилев, как бы дезавуирует свои исходные посылки следующими рассуждениями: «Свобода выбора – отнюдь не право на безответственность. Наоборот, это тяжелый моральный груз, ибо, находясь в социуме, человек отвечает не только за себя и своё ещё не родившееся потомство, но и за свой коллектив, своих друзей, соплеменников, наследие предков, благополучие потомков, и наконец, за идеи, формирующие его культуру и даже идеалы, ради которых стоит жить и не жаль умереть» (Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1989. С. 600). Отсюда напрашивается: законом развития этноса является не пассионарность, а умение поставить её флуктуации под контроль нравственного закона и высшего идеала (!). Поэтому Россия и содружество евразийских народов могут существовать и развиваться как идеократическая соборно-участная империя. Проще: русско-евразийская идеократия – это судьба! Дмитрий МУЗА

https://mianews.ru/ru/2016/10/31/nabrosok-k-teorii-anti-sistem/#hcq=nMDBbaq МИА Новороссия Новая Земля