Особенности национального пейзажа.
(185-летию со дня рождения Ивана Ивановича Шишкина посвящается)
Пейзаж – относительно молодой жанр изобразительного искусства. Но, несмотря на свой юный возраст – достаточно серьёзный. В конце концов, именно ему удалось запечатлеть не только «прекрасное», но и его национальную специфику.
Тернистый путь к славе
Сейчас никого не удивляют картины с видом морского берега, лесной опушки или деревенской улочки. Однако пейзаж не сразу заслужил себе право на существование. Собственно, сама живопись оформилась в отдельные, украшенные рамками картины только в эпоху Ренессанса. До этого времени (т.е. аж до XIV в.) рисунок довольствовался второстепенной ролью «украшательства». Он был вспомогательной частью либо декоративно-прикладного искусства (вазочки, ложечки, шкатулочки), либо архитектуры (внешние и внутренние росписи помещений).
Утвердившись в качестве самостоятельного и самодостаточного вида творческой деятельности, живопись сразу стала нуждаться в пейзаже. Но – лишь как в способе заполнения фона. Открытая деятелями Возрождения прямая перспектива не терпела пустоты. Главными на полотнах и фресках по-прежнему были Иисусы и Мадонны, но за ними всё уверенней и правдоподобней прорисовывались горы, леса и озёра.
Однако сами по себе горы-леса-озёра не воспринимались художниками как достойный объект для отдельной картины. Писались библейские и античные сюжеты, писались портреты власть имущих и на худой конец, автопортреты. Уважалась только портретная и жанровая живопись. И заказчики, и многие художники смотрели на пейзаж свысока – как на слишком несерьёзный и легковесный жанр.
К слову, живописец Константин Коровин так вспоминал годы своего ученичества в московском училище живописи (туда как раз пришёл преподавать Василий Поленов): «Ученики из натурного класса, то есть «жанристы» не работали у Поленова, и нас, пейзажистов, было мало. «Жанристы» говорили, улыбаясь, что пейзаж – это вообще вздор, дерево пишут, можно ветку то туда, то сюда повернуть, куда хочешь, всё сойдёт. А вот глаз в голове человека нужно на место поставить. Это труднее. А колорит – неважно, и чёрным можно создать художественное произведение».
Речь идёт о 1882г. Удивительно, но к тому времени Айвазовский, Шишкин, Васильев и тот же Поленов уже создали многие свои известные шедевры. К примеру, Шишкин уже написал «Рожь», Айвазовский – большинство своих знаменитейших работ, включая «Девятый вал», а Васильев уже 9 лет как безвременно скончался.
Понять скептиков можно. Многие художники (особенно русские) хотели краской «жечь сердца людей» не хуже пророков-писателей. «Утро стрелецкой казни», «Бурлаки на волге» или «Явление Христа народу», с их точки зрения, именно «жгли» общество, в отличие от асоциальных крымских видов или московских двориков. Хотя сами пейзажисты, конечно же, придерживались иного мнения и всеми силами защищали выбранную сферу деятельности. Например, Шишкин в личном дневнике писал прямо: «Пейзажист – истинный художник, он чувствует глубже, чище».
Красота по-итальянски.
Если изначальное неуважение к пейзажу было явлением общеевропейским, то именно русские пейзажисты столкнулись с ещё одной, сугубо национальной проблемой.
Всё наше искусство, от литературы до театра и музыки, так или иначе развивалось под эгидой искусства европейского. Факт остаётся фактом – мы сумели преодолеть комплекс ученика-подражателя и в итоге создали и свою национальную литературу, и свою национальную традицию живописи. Вот только сделать это нашим художникам было не менее (а в некоторых аспектах) и более трудно, чем писателям.
Если для русских «мастеров слова» непререкаемыми авторитетами были французы, то русские «мастера кисти» преклоняли головы перед итальянцами. При всём уважении, полотна Карла Брюллова и Александра Иванова – это шедевры, но шедевры без национальности. Как бы это кощунственно не прозвучало, но их работы мог бы выполнить и испанец, и немец, и француз. Словом – любой талантливый и прилежный последователь Ренессанса.
Но, признаемся честно, нам тоже больше по душе неродная красота. И отдыхать мы предпочитаем в Европах, Египтах, Средиземноморьях или, в крайнем случае, в Крымах. То есть выбираем либо исторические достопримечательности, либо экзотику и сервис.
Простой пример – возьмите в руки любой среднестатистический рекламный буклет любого среднестатистического тур-агентства. В нём красивые фото красивых мест – водопады, лагуны, скалы, лазурные побережья… Сравните их с классическими русскими пейзажами. Или, точнее сказать, попытайтесь, так как сравнивать ВООБЩЕ НЕЧЕГО. Мы не наберем туристов по маршруту шишкинских или поленовских мест. Загорать на пляже, глядя на Ласточкино Гнездо, или кормить комаров в сосновом бору – выбор очевиден.
Край ты русского народа.
Есть ли вообще русская красота? – наши художники на этот непростой вопрос отвечают утвердительно. Более того, у нас есть даже не одна, а сразу две красоты.
КРАСОТА №1 – былинно-богатырская. Бескрайний простор, размах, ширь, удаль и раздолье. Воля-вольная, разойдись рука – раззудись плечо и т.д. и т.п. Это красота героически-праздничная: «Мороз и солнце – день чудесный…», «Мороз-воевода дозором/ Обходит владенья свои…».
КРАСОТА №2 – нежно-лирическая. Она конкретизирует эпическую неоформленность первой. Вместо бескрайне-безбрежного – маленькое, хрупкое, ветхое, милое. Это красота интимно-слезливая: «Эти бедные селенья, Эта скудная природа», «Клён ты мой опавший…», «Выйдешь – поневоле/ Тяжело – хоть плачь.»
Русские пейзажисты и прочувствовали, и, самое сложное, сумели изобразить обе стороны национальной красоты. К слову, русскую специфику «бескрайнего» сумел разгадать своей нерусской душой и Освальд Шпенглер. В «Закате Европы» он пишет: «Русская безвольная душа, прасимволом которой предстаёт бесконечная равнина, самоотверженным служением и анонимно тщится затеряться в горизонтальном братском мире».
Но перейдем от философских абстракций к визуальной конкретике. Наши художники не оставили фундаментальных теоретических трудов по искусству и достойных Достоевского и Розанова афоризмов. Но – то, что они не смогли выразить, они смогли изобразить.
Вот Шишкинская «Рожь». Идею, которую художник хотел запечатлеть, он кратко сформулировал на одном из эскизов: «Раздолье, простор, угодье. Рожь. Божья Благодать. Русское богатство.»
Шишкин. «Рожь»
Исследователь А.А. Федоров-Давыдов о картине Левитана «Озеро. Русь», писал хоть и не бесспорные, но не лишённые основания строки: «Картина «Озеро» принадлежит к замечательным творениям Левитана, хотя он сам и остался ею не удовлетворенным. Это – Россия, какой она может быть в счастливые минуты и какой она должна и достойна быть. Это – природа в своей шири и красоте, свидетельство того, что именно счастье и изобилие, а не бедность, смирение и страдание являются правдой жизни, её нормой и естественным порядком вещей.
Левитан. «Озеро.Русь»
Вообще ХIХ в. раскрыл русскому человеку красоту его русской земли. Неуловимое очарование нашего простора чуял и Фёдор Васильев. В его путевых письмах за 1869г. (художник путешествовал по Тамбовской и Харьковской губернии) есть такие строки: «Вся жизнь наружу! Эти ветлы и избы, скот и люди складывались в такие полные жизни и силы картины, что невольно, долго после, зажмуривались глаза, и в голове поднималась картина, от которой опускались руки». <…> «Выедешь в степь – чудо! Рожь без границ, гречиха и просо, пчёлы и пасеки, журавли да цапли со всех сторон плавают в воздухе, а под ногами бежит ровная степная дорога, с густыми полосами цветов по бокам».
А в экзотическом для русского глаза Крыму Васильев томится по родным картинам: «…чудятся серые ивы над ровным с камышами прудом, чудятся живыми, думающими существами… Если бы мне сию минуту перенестись в такое родное место, поцеловал бы землю и заплакал. Ей-богу так! Глубок, глубок смысл природы, если его понять кто может».
Понимали не все. И тогда, и сейчас большинство художников делают (именно «делают») пейзаж красивым в самом прямом смысле этого слова. Закат, острые скалы, руины рыцарского замка, обвитые плющом беседки, ветвистые дубы, тенистые аллеи… В итоге картины превращаются в иллюстрации. Красивые, яркие, интересные, но – не живые.
Для русского пейзажа не нужно ничего примечательного или исключительного с исторической или эстетической точки зрения. «Что сквозит и тайно светит» есть в любом русском уголке. Но это надо «понять и заметить».
Это заметил Васильев с своём «Мокром луге», в котором, по словам Крамского, «ни одной стороны традиционной нет, ни одного патентованного эффекта». Это же заметил и Левитан в своих работах «Озеро.Русь», «Владимировка» или «Сумерки».
Васильев «Мокрый луг»
В ХIХ веке ослеплённый заморскими красотами русский человек прозрел. Ему, как гоголевскому Вию, подняли веки и показали красоту, за которой не надо ехать во Флоренцию или Ниццу. Вот она – родная, за каждым углом. Но её надо увидеть и суметь показать другим.
Так, товарищ Левитана В.Часовников вспоминал: «Пойдём мы компанией на этюды в окрестности Москвы, бродим, бродим и ничего интересного, а Левитан сядет у первой попавшейся лужицы и приносит домой прекрасный мотив для пейзажа, и вполне проработанный».
Спору нет – «красоту первой попавшейся лужицы», даже написанной Левитаном, оценит не каждый зритель. Но другой красоты у нас нет. А.Алехин в книге «Когда начинается художник» писал о Левитане слова, которые можно сказать о каждом подлинно русском пейзажисте: «Он умел увидеть в пейзаже его истинную суть и красоту – в самом обыденном, затоптанном и «засмотренном» открывал для себя, а главное – для других новое, свежее и прекрасное. Хотя, казалось бы, что привлекательного в полусгнивших досках, куче бревён, в серых постройках, корявых деревьях?»
Привлекательное в обычном учил видеть и Саврасов. К. Коровин вспоминал, что учитель «…если и скажет что, то всё как-то не про то: то про фиалки, которые уже распустились, вот уже голуби из Москвы в Сокольники летят. А придёт к нам в мастерскую редко, говорит: «Ступайте писать, ведь весна – уже лужи, воробьи чирикают, хорошо. Ступайте писать, пишите этюды, изучайте, главное – чувствуйте».
От красивого к безобразному
Притягательная естественность русского пейзажа получалась только при наличии двух составляющих: романтизма и реализма. Романтизм давал картине идею (нашу лиро-эпичную красоту), реализм эту идею воплощал на основе родного материала (ива, берёзка, избушка, завалинка). Но дорога к достоверности и «правдивости» иногда уводила художников от эстетики в сторону либо сухого фотореализма, либо грубого до отвращения натурализма (чернухи).
Погоня за художественной правдой началась не в России и задолго до Шишкина и Поленова. Ещё в XVI в. Караваджо провозгласил природу «лучшим наставником» и – доведя свои «реалистичные потребности» до логического завершения, писал воскресающего Лазаря с выкопанного из могилы трупа. История показательна – реализм ради реализма неизбежно приводит к циничному натурализму, у которого нет моральных запретов.
А романтизм ради романтизма приводит к другой крайности – неестественной неживой и в итоге безыдейной красоте. Юный талант Фёдор Васильев подчеркивал эту необходимую связь природы и заложенной в ней идеи: «Если написать картину, состоящую из одного этого голубого воздуха и гор, без единого облачка, и передать это так, как оно в природе, то, я уверен, преступный замысел человека, смотрящего на эту картину, полную благодати и бесконечного торжества и чистоты природы, будет отложен и покажется во всей безобразной наготе».
Не будем гадать, скольких преступников исправили шедевры Шишкина или Саврасова, но то, что сама природа может человека закалить, излечить и даже сделать лучше – однозначно. Немного поправим последнюю мысль – родная природа…
Артём Юрьев
Источник https://mianews.ru/ru/2017/01/26/osobennosti-nacionalnogo-pejzazha/