Александр Васильев.«»Новорось», говорят рашисты?» Кто на самом деле основал города от Луганска до Одессы
А тут какой-то письменник из Луганска выдал пост, с каким-то несметным числом репостов, главный пафос которого я вынес в заголовок.
Получился принципиально важный идеологический текст. Кто кого: казаки против урбанистов. Почему у донцов тоже не получилось. Что думают о древней украинской крепости Кочубиев Макс Вебер и Божидар Езерник и многое другое в этой небольшой (особенно по моим меркам), но бодрой статье.Александр Васильев.
Давно покинувший Луганск и перебравшийся на Украину писатель Павел Бондаренко, известный также под псевдонимом Павло Правый, недавно опубликовал в своем блоге пост об истории степного края, разошедшийся более чем 30 000 репостов и собравший более 3000 комментариев. Что же вызвало у публики такой небывалый интерес?
«Правдивая история родного края»
Коротко остановимся на основных тезисах Бондаренко.
В «российских учебниках истории» пишут, что Луганск основала Екатерина II. А на самом деле еще за 100 лет до нее на этом месте существовали «Казацкие поселения Каменный брод и Вергунка» — начинает свой пост украинский литератор.
Далее он утверждает, что Мариуполь — это «старая крепость Кальмиусской паланки запорожских казаков Домаха», Донецк — «старое поселение запорожских казаков Александровка», Бахмут — запорожские солеварни, а Славяносербск — запорожский зимник. Далее перечисляются зимники, поселения и даже города Слободской Украины и, наконец, финальным аккордом звучит непременное: «Может про Одессу поговорим? Это давняя украинская крепость Коцюбиев (1415 г.)».
Разбирать каждое из этих утверждений можно отдельно. Какие-то из них основаны на неверном прочтении источников (напр. Домаха), какие-то игнорируют события, предшествовавшие появлению запорожцев в регионе (напр. Каменный брод, Вергунка, Бахмут), какие-то просто анекдотичны (украинская крепость начала XV в.).
Однако всех их объединяет нечто общее — абсолютная методологическая и теоретическая беспомощность, оставляющая все эти построения за рамками науки.
Поскольку тема первенства в освоении Северного Причерноморья, роли в этом процессе России и рождения тех или иных городских центров Новороссии постоянно звучит в украинской пропаганде, в том числе и в исполнении профессиональных историков, этот вопрос нужно рассмотреть подробно.
Казаки и урбанисты
Говоря о вкладе запорожских казаков в становление в регионе городской жизни, следует в первую очередь понять, как на этот вопрос смотрели сами запорожцы. Их взгляды на эту проблему отражены в хорошо всем знакомом источнике — так называемой Конституции Филиппа Орлика, которую, похоже, дальше первых строк на Украине не принято читать.
Напомню, что Орлик был наследником Мазепы и первым украинским политическим эмигрантом — гетманом в изгнании, виртуальную власть которого признавали те немногие казаки, что перешли на сторону шведов Карла XII. Подавляющее большинство из них были запорожцами, и орликова «Конституция» во многом представляет собой договор между ними и гетманом на случай победы над Россией. Поскольку до всей эпопеи с изменой Мазепы сечевики с гетманом жестко конфликтовали, в документ были внесены положения, ограничивающие гетманские полномочия в отношении Войска низового.
Среди них имеется отдельный пункт, непосредственно посвященный перспективам строительства городов и крепостей на землях, которые запорожцы считали своими.
Статья «д» «Конституции» Филиппа Орлика гласит:
«…государство Московское, вынаходячи розныхъ способовь до утысненя и знищеня оного (запорожского казачества — прим. авт.), построило на власныхъ войсковых кгрунтахъ и угодіяхъ, то городы Самарскіе, то фортецы на Днѣпрѣ, чимъ, хотячи въ промыслахъ рыбныхъ и звѣриныхъ тому жъ Войску Запорожскому Низовому перешкоду учинити, незносную шкоду, праволомство и утеменжене учинило (…).
по сконченю, дай Боже, щасливомъ, войны (если теперь помянутое Войско Запорожское тыхъ кгрунтовъ своихъ и Днѣпра отъ насильства московского не очистит и не уволнитъ), повиненъ будетъ ясневелможный гетманъ, при трактованю наяснѣйшаго короля его милости шведского зъ государствомъ Московскимъ о покою о тое старатися, жебы Днѣпръ отъ городковъ и фортецъ московскихъ, такожъ и кгрунта войсковые отъ поссессіи московской очищены и до первобытной области Войска Запорожского привернены были,
гдѣ впредь никому ани фортецъ строити, ани городковъ фундовати, ани слободъ осажувати, ани якимъ же колвекъ способомъ тыхъ войсковыхъ угодій пустошити, не тылько не мѣетъ ясневельможный гетманъ позволяти, лечъ и до обороны оныхъ обовязанъ будетъ Войску Запорожскому Низовому всякую помощь чинити».
Итак, запорожские казаки в договоре с гетманом указывают, что на их землях Россия основывала города и крепости, чем причинила им серьезный ущерб. Поэтому гетман должен им гарантировать, что в случае удачного исхода войны с Россией эти крепости и города будут ликвидированы, земли запорожцев приведены к «первобытному состоянию», а впредь ни крепостей строить, ни городков основывать, ни слобод заселять на них никто не будет.
Таким образом, если бы документ, известный как «Конституция» Орлика, не оставался бы сугубо декларативным, а был реализован, как того желали борцы за независимость Украины от Москвы, то всякая урбанизация в землях Запорожья была бы прямо запрещена.
Безусловно, запорожцы нуждались в потреблении городских функций, однако запрос в них вовсе не гарантировал создания ими городов собственными силам. Для этих целей они предпочитали использовать уже существующие населенные пункты, распространяя на них свой суверенитет.
Об этом говорится в следующем пункте «Конституции», которым гетман гарантирует запорожским казакам сохранение за ними города «Терехтемирова» (сейчас село Трахтемиров Каневского района Черкасской области Украины). Такая анклавность и экстерриториальность вполне типичны для средневекового общества.
Для сравнения перспектив урбанизации на казачьих землях на Днепре весьма показателен пример казачьего Дона, где, в отличие от Запорожья, казачье войско существовало относительно стабильно, без масштабных катаклизмов и потрясений.
Альтернативная история казачьей урбанизации
Историческим центром донского казачества был Черкасский городок, или Черкасск. Уже само его название свидетельствует о том, что к его основанию имели отношение черкасы, т.е. казаки с берегов Днепра.
Черкасский городок был ближайшим аналогом запорожских сечей как по своей организации, так и по расположению. Внутри он делился на отдельные «станицы», так же как Сечь делилась на курени. Расположен был в удобном для обороны месте, со всех сторон окруженном водой. С увеличением численности обитателей на ограниченном пространстве островка донской дельты возрастала плотность застройки Черкасска, которая, к тому же, не носила регулярного характера.
Жизнь в столице донского казачества была не слишком комфортной. В период весеннего половодья городок страдал от наводнений, а в жаркие засушливые годы находился под угрозой пожара, которые периодически случались, нанося катастрофический урон.
После того, как непосредственная угроза турецких и татарских набегов на нижнем Дону была ликвидирована Россией, соображения удобства городской жизни возобладали, и для Войска Донского была специально основана новая столица. Показательно, что над выбором места и планом будущего города работал выдающийся военный инженер Франц Деволан, известный в первую очередь как один из основателей Одессы. Ну а прежний центр казачества превратился в станицу Старочеркасскую.
Однако несмотря на то, что Новочеркасск успешно развивался, функция казачьей столицы накладывала на город свой отпечаток и сдерживала его потенциал. Поэтому настоящим экономическим, культурным и в конечном итоге административным центром региона стал Ростов-на-Дону. Этот город разросся вокруг русской крепости святителя Дмитрия Ростовского и долгое время относился не к войску Донскому, а был своеобразным анклавом Екатеринославской губернии.
Таким образом, можно выделить три линии урбанизации на казачьих землях Дона.
Первая, собственно казачья, оказалась тупиковой, Черкасский городок так и не стал полноценным городом. Вторая — также казачья, но основанная уже не на средневековых, а на модерных урбанистических практиках продемонстрировала довольно ограниченный потенциал развития. И только собственно модерный русский город, аналогичный таким центрам Новороссии, как Одесса и Екатеринослав, продемонстрировал пример развития опережающими темпами.
Знаменитый немецкий социолог Макс Вебер рассматривал городское хозяйство как определенный этап в экономическом развитии, следующий за этапом замкнутого «собственного» хозяйства (будь то усадьба крестьянина или феодала) и предшествующий появлению единого «народного хозяйства», т.е. становлению национального рынка.
История урбанизации на Дону показывает, что без участия России, привнесенных ею социальных технологий и использования её экономического потенциала казачье сообщество своими силами было не способно перейти от первого этапа развития хозяйства к последующим.
Это значит, что какие бы кошары, зимники, хутора, курени, станицы и паланки ни предшествовали появлению в Новороссии русских городов, ни один из них своим происхождением не был связан с этими казацкими поселениями.
Что такое город
Взгляды Макса Вебера на феномен урбанизации в концентрированном виде изложены им в работе, которая так и называется: «Город», являясь составной частью обширного сочинения Вебера известного под заглавием «Хозяйство и общество». В работе рассматривается развитие городских центров на пространстве от Британии до Китая от древности и средневековья вплоть до времён самого Вебера (1864—1920).
Название одного из параграфов предлагает лаконичное определение рассматриваемого феномена: «Город как сплав крепости и рынка»
Крепость и гарнизон являются необходимыми атрибутами традиционного города. С одной стороны, они обеспечивают функционирование власти, делая город административным центром, с другой — обеспечивают безопасность населения и экономической деятельности и, наконец, служат важным потребителем результатов этой деятельности, которые поставляются на рынок.
«Если попробовать определить город с чисто экономической точки зрения, — пишет Вебер, — то это поселение, жители которого в преобладающей своей части живут на доходы не от сельского хозяйства, а от ремесла и торговли».
При этом эти доходы они получают на рынке, и там же на эти средства приобретают себе всё необходимое. «Каждый город — резюмирует Вебер, — есть рыночное поселение, то есть имеет в качестве экономического центра поселения местный рынок».
В зависимости от специализации немецкий социолог выделяет три разновидности городов: город потребителей, город производителей, торговый город.
В первом случае город живет с административной и/или иной ренты, которую получают «князь», бюрократия или аристократия. Во втором город возникает вокруг ремесленного центра или фабрики. И, наконец, в третьем случае именно торговая функция составляет ядро экономики города. Особенно это характерно для портовых центров.
Запад есть Запад, Восток есть Восток
Макс Вебер подчеркивает цивилизационные различия между городом на Западе и на Востоке. Последнее также важно для нашего сюжета, поскольку русской урбанизации в Северном Причерноморье предшествовали не только казацкие хутора, но и подлинные городские центры Османской империи и Крымского ханства, наличия которых никто не отрицает. Но стали ли они прямыми предшественниками русских городов?
Очень показательно, что ни один из центров османской и доосманской урбанизации не стал в итоге значимым городским центром сегодня, притом что общее развитие региона очевидно.
Так, например, Бендеры — центр османской провинции в Северном Причерноморье, где одно время даже обитал сам шведский король Карл XII и составлялась та самая «Конституция» «Пылыпа» Орлика, сегодня населяет примерно 90 000 человек. Тирасполь, основанный русскими в непосредственной близости от Бендер, на противоположном берегу Днестра, был всего лишь уездным городом Российской империи, а на сегодня его населяют более 130 000 человек.
Вторым после Бендер форпостом османов в регионе был Очаков, где на сегодня обитает и вовсе менее 15 000 человек, тогда как в основанных русскими по соседству Херсоне немногим менее 300 000 человек, а в Николаеве почти 500 000. Аналогичную картину демонстрирует история Измаила и Аккермана (Белгорода-Днестровского).
Судьба последнего особенно показательна. Белгород пережил расцвет в позднем Средневековье, когда играл важную роль на торговом пути по Днестру, связывавшем более северные, преимущественно славянские регионы (Польши, Литвы, Руси), со Средиземноморьем. После османского завоевания в конце XV века эта функция оказалась невостребованной, и город потерял своё значение.
Существование этих городов в османский период имело совершенно иные функции.
В первую очередь они возникли вокруг крепостей, призванных оградить Черное море от проникновения с севера, сохранить его в качестве «турецкого озера». Тогда как русские города региона играли роль «окна в Европу» для огромной державы и разрастались благодаря торговле, кораблестроению, базированию военного и гражданского флота, статусу административных центров обширной аграрной провинции, ориентированной на экспорт зерна.
Таким образом, именно Белгород в качестве крупнейшего «торгового города» (по Веберу) на северном побережье Черного моря был средневековым предшественником Одессы, так же как их античным предшественником была Ольвия. Турецкий Хаджибей в функциональном смысле был не предшественником, а противоположностью Одессы, поскольку смысл его существования состоял в том, чтобы оградить Черное море от проникновения с севера, а не облегчить его. Екатерина Великая и ее сподвижники не просто переименовали населенный пункт, но и полностью изменили его функциональное назначение, что, собственно, и определяет сущность города как отдельного сообщества с особым типом хозяйства.
Даже в Балкано-Дунайском регионе, где многие в том числе и ныне здравствующие крупные городские центры столетиями функционировали как османские города, в их истории отмечается резкий разрыв с восточной традицией. Фактически это были уже новые европейские города, возникавшие на месте восточных, и во многом как антитеза им (подробнее об этом см. в книге словенского антрополога, профессора Божидара Езерника «Дикая Европа. Балканы глазами западных путешественников»).
Структурные элементы исламского города — мечеть, базар, караван-сарай, общественная баня — хаммам, кофейни, возведенные турками (или даже их предшественниками) фортификационные сооружения — всюду прекращали существование, уничтожались или радикально перестраивались и нигде не сохраняли своего облика и функций. Средневековая хаотическая планировка, ассоциировавшаяся с восточным городом, трансформировалась по рациональным европейским лекалам. Всё это, вкупе с проходившей в той или иной мере сменой населения, не позволяет всерьез говорить о преемственности.
Что уж говорить о регионе, где во времена османского владычества городская жизнь хотя и присутствовала, но находилась в зачаточном состоянии.
***
Таким образом, ни казацкие или татарские поселения, ни турецкие города ни в коей мере не могут считаться предшественниками современных городов Новороссии. Даже при помощи откровенных натяжек и фальсификаций можно говорить лишь о совпадении места их расположения, что само по себе недостаточно для утверждения о преемственности.
То, что тот или иной населенный пункт возникает на каком-либо месте после того, как там уже существовало некое поселение, еще не означает, что он появился вследствие развития этого поселения. Это значит всего лишь, что количество удобных для жизни человека и ведения хозяйства мест не так уж и велико. Особенно в таком засушливом и неуютном месте, каким было Дикое Поле.
И только Россия смогла создать в регионе условия, сделавшие возможными появление здесь всех трех видов городов по Максу Веберу — потребительских, торговых и промышленных. Обеспечив безопасность, рынки сбыта, транзитные потоки, инфраструктуру, вложив огромные средства в строительство, промышленные предприятия, сельское хозяйство. Именно поэтому не только ненавистные автору «рашисты» но и всякий образованный человек с полным на то основанием именует этот регион Новороссией.