Игорь Ворон.Дракон против слона: сможет ли Китай одолеть Индию на море?
В минувшем году китайские ВМС вышли на первое место в миру по числу кораблей основных классов (более 300 единиц). Это оживило дискуссии о претензиях КНР на роль глобальной морской державы. На фоне обострения китайско-индийских отношений, спровоцированного недавнем инцидентом в Ладакхе, стоит разобраться, каковы реальные возможности флота КНР, если конфликт Пекина и Дели перерастет в войну.
Очень много и очень быстро
Словами, вынесенными в название этой главы, проще всего описать процесс строительства китайского флота. Только за последние полтора года ВМС НОАК ввели в строй авианосец, шесть больших эсминцев (в том числе головной корабль проекта 055, который специалисты относят к ракетным крейсерам и пять эсминцев проекта 052D), два фрегата, тринадцать корветов, корабль комплексного снабжения и ряд других единиц. В общей сложности темпы строительства китайского надводного флота сегодня сравнимы с суммарными темпами обновления ВМС всех стран НАТО и на порядок превосходят таковые у Индии, за те же полтора года получившие только один надводный корабль – корвет «Каваратти».
Схожим образом обстоят дела и с китайским подплавом (особенно в части неатомных субмарин, строительство и развитие технологии атомных подлодок КНР идет не столь быстро). Также Китай занимается созданием и производством морских вооружений – от артиллерии и противокорабельных ракет разных типов до лазеров и экспериментальных электромагнитных пушек (рельсотронов). К этому стоит добавить рост численности авиации, как ВВС НОАК, так и береговой авиации флота, и инфраструктуры – как береговой, так и вспомогательных судов всех классов.
Китайский флот, превзойдя американский по общей численности, пока уступает ВМС США по числу крупных кораблей и развитию экспедиционных сил, но этот разрыв сокращается. КНР ежегодно вводит в строй количество кораблей, позволяющее полностью укомплектовать ВМС многих не самых бедных стран, модернизирует наиболее удачные образцы ранее построенных боевых единиц (в частности, полученные из России эсминцы проекта 956Э/ЭМ). Это позволяет говорить о создании сбалансированного флота, способного обеспечить доминирование в прилегающих морях – Желтом, Восточно-Китайском, Южно-Китайском, противодействовать любому противнику в дальней морской зоне (Филиппинское море), и постепенно приобретающего возможность активно действовать в центральной части Тихого океана, за барьером Марианских островов.
Географическая задача
Развитие экономики Китая во многом зависит от морских коммуникаций. Они необходимы как для экспорта китайских товаров, так и для импорта сырья. Доступ к этим коммуникациям, в первую очередь в Индийском океане и Южно-Китайском море, через которые проходят более 80% китайского импорта нефти, – важнейший вопрос национальной безопасности. Развитие ВМС НОАК должно помочь Пекину обеспечить порядок на этом направлении. Однако эффективное использование флота в данном случае существенно ограничено особенностями географии.
Контролируя побережье трех примыкающих морей – Желтого, Восточно- и Южно-Китайского, КНР не испытывает таких проблем со сосредоточением сил на одном ТВД, как Россия, – по сути, все побережье Китая представляет собой один театр военных действий. В этом плане китайские ВМС находятся даже в лучшем положении, чем американские: ВМС США вынуждены распределять силы между двумя «супертеатрами» – Атлантикой и Тихим океаном, быстрая переброска сил между которыми невозможна.
Китайские моряки могли бы посетовать на затрудненность выхода в океан, отделенный от прибрежных морей грядами островов. Однако ключевые задачи ВМС НОАК сосредоточены именно в прилегающих морях – будь то создание перевеса близ спорных островов или отражение возможной американской атаки в случае, например, конфликта за Тайвань или столкновения с Японией.
Вместе с тем для решения задач за пределами своего «театра главной базы» – например, обеспечения коммуникаций в Индийском океане или давления с моря на Индию – ВМС НОАК должны для начала преодолеть Малайский барьер. Отношения КНР с Малайзией, Сингапуром и Индонезией, а также условия судоходства в местных водах не позволяют ни скрытно провести китайские военные корабли через Малаккский или Зондский проливы, ни рассчитывать на то, что они останутся открытыми в случае войны.
Это резко ограничивает возможности китайцев в Индийском океане и обесценивает численное превосходства над ВМС Индии в случае столкновении двух стран. Более того, если конфликт действительно случится, у Индии будет преимущество, так как перекрыть проход вражеского флота через проливы в тактическом и техническом отношении проще, чем обеспечить прорыв. Наконец, даже заранее проведенное в Индийский океан соединение, превосходящее по боевым возможностям главные силы ВМС Индии, будет обречено на неудачу, если Индия сможет самостоятельно или с чьей-то поддержкой перекрыть пути его снабжения.
Все сказанное выше касается и морской торговли КНР через Индийский океан. Она пострадает, если в регионе вспыхнет локальный конфликт, и полностью прекратится, если Китай будет воевать с крупной морской державой – США или даже Индией.
Говоря о решении этих проблем, хорошим тоном считается упоминать концепцию «Нити жемчуга» (существование которой, впрочем, Пекин отрицает) и концепцию пунктов обеспечения двойного назначения (Dual Use Logistics Facility). Первая, в типичном изложении западных источников, предусматривает создание Китаем сети зарубежных баз и портов, прежде всего в коммерческих целях, но с возможностью военного использования, на основе комплекса межправительственных соглашений/договоров. Вторая – возможность периодических заходов по отдельным просьбам, подкрепленным экономическим взаимодействием.
Элементами «Нити жемчуга» обычно называют Гвадар в Пакистане, Читтагонг в Бангладеш, Хамбантота в Шри-Ланке. Однако даже если в них появятся базы ВМС НОАК, это не решит проблему Малайского барьера, и в случае войны эти пункты могут быть легко изолированы. А с учетом географии Индийского океана они весьма уязвимы, и обеспечить их защиту во время конфликта с крупной военной державой (США и/или Индией) почти невозможно. При этом все названные порты являются торговыми, Читтагонг к тому же лежит в глубине Бенгальского залива, вдалеке от маршрута перевозок, а для изменения статуса той же Хамбантоты в случае войны с Индией Китаю придется договариваться со Шри-Ланкой, иначе односторонние действия могут привести к конфликту еще и с этой страной. Фактически сегодня для обеспечения действий флота в Индийском океане китайцы располагают только пунктом базирования в Джибути и базами ВМС Пакистана.
Более того, уязвимость баз в Индийском океане никуда не исчезает, даже если Китаю удастся каким-то образом решить проблему барьера, как это сделала Япония в 1941–1942 годах. Обладая несомненным превосходством в силах, японский объединенный флот не смог показать в Индийском океане чего-то более существенного, чем эффектный, но стратегически малоосмысленный рейд Дай-ичи Коку Кантай адмирала Нагумо в Бенгальский залив и к Цейлону. Вероятно, сосредоточив на этом направлении свои главные силы в дальнейшем, Япония смогла бы обеспечить переброску в регион флота и войск вторжения и их снабжение, особенно с учетом слабости британского флота в Индийском океане. Вместе с тем появление действительно крупных (даже не обязательно превосходящих) сил британской авиации и флота означало бы немедленное возникновение серьезных проблем на коммуникациях японцев.
Сегодня, благодаря развитию вооружения и военной техники, организовать такие проблемы стало куда проще. Эта угроза серьезно ограничивает возможности потенциальных баз «Нити жемчуга», географическая уязвимость которых исключает их использование в рациональном военном планировании.
А мы уйдем на север
Разумной альтернативой для КНР в данном случае стало бы устранение проблемы барьера как таковой. Сделать это можно, создав иные маршруты грузоперевозок. В сегодняшних условиях единственным реальным вариантом такой альтернативы является сотрудничество с Россией, в том числе в освоении Арктики – и как источника ресурсов, и как транспортного коридора в Европу. На этом маршруте есть только одно узкое место – Берингов пролив. Но его блокада американцами означала бы, что США намерены воевать одновременно и с Китаем, и с Россией, что выглядит крайне маловероятным.
При развитии «северного варианта» китайское военно-морское строительство приобретает больший смысл. Создание боеспособного флота дальней морской и океанской зоны позволяет контролировать океанские коммуникации в обход Японии, исключая провокации в их отношении в мирное время и осложняя их пресечение в случае войны. Интерес Пекина к арктическим проектам, включая строительство ледоколов и возможное участие в нефтегазовых проектах в регионе, позволяет в перспективе обеспечить как поставки сырья, так и безопасный (и более короткий) маршрут перевозок в Европу. Конечно, и эти предпосылки могут оказаться ложными – например, в случае глобального конфликта, который охватит весь Земной шар, не оставив безопасных мест. Но такой конфликт в принципе сметет все довоенное стратегическое планирование, «перевернув игровую доску».
Таким образом, сравнивая «южный» и «северный» варианты китайской морской стратегии, мы можем прийти к выводу, что обеспечение безопасности коммуникаций через Индийский океан обойдется КНР дороже, эти коммуникации будут более уязвимы и могут быть прерваны даже в случае более-менее крупного локального конфликта. При этом преимущество ВМС НОАК в силах над ВМС Индии почти невозможно реализовать в силу географических причин – без совершенно несоразмерного дополнительного наращивания сил флота.
Северный же маршрут требует меньших вложений, не подвержен угрозам в случае локальных конфликтов и при сохранении российско-китайского партнерства может быть перекрыт только новой мировой войной. Растущий потенциал ВМС НОАК в этом варианте может быть использован гораздо эффективнее – не требуя акробатических номеров с протаскиванием крупных соединений флота через «игольные ушки» проливов Малайского архипелага.
Таким образом, как это ни парадоксально, но вполне возможно, что правильный ответ на вопрос «каким может быть соперничество КНР и Индии на море» звучит как «а зачем это КНР?»