Дмитрий Верхотуров.Ядерная война.Все сценарии конца света.Ч.2

В первую очередь – атомная
энергия
Чтобы окончательно добить версию о гонке за
«сверхоружием», нужно обратиться к давно известным
фактам, что по крайней мере в Германии и в СССР
внутриатомная энергия рассматривалась как источник
энергии для машин, а не как взрывчатка.
Еще в апреле 1939 года профессор Гёттингенского
университета Вильгельм Ханле во время совещания в
Имперском министерстве науки, образования и народной
культуры изложил идею построения машины, которая
использует энергию атомного распада урана, которая
называлась «урановой машиной» или «урановой
печью»[15]. После серии обсуждений, в которых принял
участие и Вернер Гейзенберг, немецкие физики сошлись
на идее построения «урановой машины» на основе цепной
реакции, и в этом духе Гейзенберг составил доклад
«Возможность технического получения энергии при
расщеплении урана», представленный 6 декабря 1939 года
в Управление вооружений Вермахта.
После ряда опытов в конце 1941 года Гейзенберг
утвердился в мысли, что возможно создать «урановую
машину», пригодную для получения пара, а стало быть,
способную приводить в действие электрогенераторы,
паровые машины или турбины. Вплоть до конца войны эта
группа ученых пыталась создать работоспособную
«урановую машину» и запустить на ней цепную реакцию.
Ставки были весьма высоки. 26 июня 1942 года Пауль
Хартек, занимавшийся центрифужным обогащением
урана, направил доклад в Управление вооружений
Вермахта, в котором описывал два типа «урановых
машин», одна из них на природном уране, а другая – на
обогащенном. По его словам, второй тип «урановой
машины» можно было установить на какой-либо боевой
машине, например на подводной лодке[16].Предложение об

оборудовании подводной лодки
«урановой машиной» было более чем своевременным.
Летом 1942 году в битве за Атлантику перевес сил стал
склоняться в пользу союзников, которые стали наращивать
противолодочные силы и авиационное прикрытие
атлантических конвоев, на вооружении стали появляться
новейшие средства: приборы ночного видения и радары, в
том числе установленные на самолетах. В апреле 1943
года началось наступление на немецкие подводные силы в
Атлантике, резко возросли потери. Если в начале 1942 года
потеря одной лодки приходилась на 40 потопленных
торговых судов, то в конце 1942 года – уже на 10 торговых
судов. В мае 1943 года для немецкого подводного флота
разразилась катастрофа – было потеряно 43 лодки, или
25 % оперативного состава. Дизель-электрическим
подводным лодкам требовалось всплывать для подзарядки
аккумуляторных батарей, и в надводном положении они
были наиболее уязвимыми. Немцы в конце войны
прилагали огромные усилия к тому, чтобы создать лодку,
способную все время находиться под водой. «Урановая
машина», установленная на подводной лодке, бесспорно,
была бы крупным рывком вперед и могла бы повернуть
ход войны на море в пользу Германии.
И после поражения Германии пленные немецкие
физики настаивали на том, что занимались в первую
очередь атомной энергетикой. В мемуарах Лесли Гровса
приведено заявление группы немецких физиков-
ядерщиков, составленное 7 августа 1945 года, после
атомной бомбардировки Хиросимы. В нем ясно и
недвусмысленно говорится о том, что «урановая машина»
была приоритетом работ: «В начале войны была
образована группа из ученых, которые получили указания
исследовать практические применения этого открытия. В
конце 1941 года предварительные исследования показали,
что атомную энергию можно использовать для получения
пара и, следовательно, для приведения в движение
различных машин. С другой стороны, учитывая
технические возможности, доступные в Германии, в тот
момент нельзя было создать атомную бомбу. Поэтому все
последующие работы были направлены на создание

атомного двигателя, для чего, кроме урана, появилась
необходимость в тяжелой воде»[17].
Совершенно аналогичным образом представляли себе
перспективы использования атомной энергии и советские
физики. В. И. Вернадский, А. Е. Ферсман и В. Г. Хлопин
12 июля 1940 года отправили записку на имя заместителя
председателя СНК СССР, председателя Совета
химической и металлургической промышленности Н. А.
Булганина, в которой говорили о технической
возможности использования внутриатомной энергии:
«Нетрудно увидеть, что если вопрос о техническом
использовании внутриатомной энергии будет решен в
положительном смысле, то это должно в корне изменить
всю прикладную энергетику»[18].
Как видим, советские и немецкие физики мыслили в
одном и том же направлении и практически синхронно.
При этом в Советском Союзе мысль о ядерном оружии
была первоначально оставлена. Заявка на использование
урана в качестве взрывчатки была подана В. А. Масловым
и В. С. Шпинелем 17 октября 1940 года. Однако в
заключении НИХИ Наркомата обороны СССР от 29
января 1941 года, подписанном профессором А.
Глуховским, заявка была отклонена[19].
Авторы заявки предлагали конструкцию бомбы, очень
похожую на имплозивную схему плутониевого
«Толстяка»: уран в заряде размещался в пирамидальных
секциях, которые разделялись перегородками,
содержащими вещества, поглощающие нейтроны. Эти
перегородки уничтожались взрывом сильного взрывчатого
вещества, возникали цепная реакция и ядерный взрыв.
Любопытно то, что в заявке предполагалось применять
бомбу против крупных городов: «Построение урановой
бомбы, достаточной для разрушения таких городов, как
Лондон или Берлин, очевидно, не явится проблемой»[20]. В
заключении на эту заявку указывалось, что конструкция
бомбы явно неудачная и весь блок урана не взорвется.
Впрочем, в конце отмечалось, что данное заключение не
направлено против научной работы по урановым взрывам.

На этом обсуждение военного применения урана не
закончилось. Судя по документам, развернулась
дискуссия, как лучше ее применить: в качестве источника
энергии или в качестве взрывчатки. Тот же самый В. А.
Маслов в феврале 1941 года написал письмо наркому
оборону СССР Маршалу Советского Союза С. К.
Тимошенко, в котором предложил рассмотреть оба
варианта: «Так как при этом для получения колоссального
количества энергии требуется совсем небольшое
количество вещества, то и использование этого источника
энергии, например на самолетах, сделало бы радиус их
действия практически бесконечным. В равной мере это
относится и к морским кораблям и танкам. По всей
вероятности, вышеуказанная разновидность урана сможет
быть применена и в качестве взрывчатого вещества
неслыханной до сих пор силы, продукты которого к тому
же будут являться сильнейшими и специфически
действующими отравляющими веществами»[21].
Решающее слово в этой дискуссии оказалось за
директором Радиевого института Академии наук СССР
академиком В. Г. Хлопиным. Материалы прислали ему, и
он 17 апреля 1941 года дал свое заключение по поводу
этих идей. Хлопин высказался в целом против ядерного
оружия: «Даже если бы и удалось осуществить цепную
реакцию деления урана, то использование выделяющейся
при этом энергии, весьма большой (на 1 кг
превратившегося урана эквивалентно той энергии, которая
может быть получена при сгорании 2,1·106 килограмма
угля), целесообразнее было бы использовать для
приведения в действие двигателей, например для
самолетов или других целей, нежели взамен взрывчатых
веществ»[22].
Таким образом, приоритеты были расставлены, и
вплоть до августа 1945 года в СССР атомный проект
развивался по пути освоения атомной энергии и
построения реактора. Даже во время войны ядерное
оружие вовсе не было абсолютным приоритетом в
советском атомном проекте, на что указывает
Распоряжение ГКО № 2872 сс от 11 февраля 1943 года, в

котором руководителя спецлаборатории атомного ядра И.
В. Курчатова обязали представить в ГКО к 5 июля 1943
года «доклад о возможности создания урановой бомбы
или уранового топлива»[23].
Это очень многозначительный документ. В нем
отдаются указания о передаче спецлаборатории атомного
ядра 25 тонн мягкого железа, тонны стальных бесшовных
труб, двух тонн красной меди и тонны красномедных труб,
30 кг нихрома, 5 кг серебряного припоя, 1 кг серебра и 1 г
радиотория. После решения всех этих важнейших
хозяйственных вопросов последним пунктом дается
указание Курчатову сделать работы и представить доклад
о том, можно ли создать урановую бомбу.
Идет война. Только что выиграна Сталинградская
битва, первая крупная и успешная наступательная
операция за войну. Враг еще очень силен и не сломлен, он
готовится к тому, чтобы вернуть себе стратегическую
инициативу. Назревает одна из крупнейших битв Великой
Отечественной войны – Курская, которая произошла как
раз в те дни, когда Курчатову было указано сдавать свой
доклад. В этих условиях «сверхоружие» очень бы
пригодилось. Но мы видим поразительную картину того,
как тема о возможности создания ядерного оружия в
распоряжении ГКО, то есть лично Сталина, поставлена
после распределения железа, меди и никеля с серебром.
Если бы гонка за этим самым «сверхоружием» имела
место в действительности и Советский Союз в ней
участвовал, то Сталин требовал бы от физиков скорейшего
создания бомбы, требовал бы от них ежедневных отчетов
о проделанной работе, наподобие того, как отчитывались о
выпуске танковые, авиационные и артиллерийские заводы.
Было бы множество документов, в которых остались бы
следы этой напряженной работы. Собственно, это и
происходило в 1945–1949 годах, когда атомная бомба
действительно создавалась.
Итак, это распоряжение ГКО наглядно показывает, что
в СССР во время войны атомная бомба вовсе не считалась
ни способом «завершить войну», ни даже первоочередной

темой научно-конструкторских разработок для нужд
армии и военного хозяйства. Имевшиеся на тот момент
оценки мощности урановой бомбы в сочетании с
характером войны, в которой сталкивались
многомиллионные моторизованные армии на фронте
протяженностью две с половиной тысячи километров, не
обещали, что атомная бомба прекратит войну, да и вообще
будет способна нанести хоть сколько-нибудь
существенный урон противнику. Удачная фронтовая
наступательная операция с «котлом» наносила урон
противнику гораздо больший, чем могла тогда пообещать
атомная бомба даже в самых радужных мечтах. А что до
бомбардировки городов, то и в СССР, и в Германии
предпочитали города не разрушать бомбами, а
захватывать.Страх, поражения и писатель-
фантаст
Представление о том, что атомная бомба – это
«сверхоружие», с очевидностью пошло из
Великобритании и США. Это были две страны, чья
атомная программа изначально пошла по пути создания
именно ядерного оружия. Но почему?
Интересно то, что в многочисленных публикациях
описание принятия политического решения о разработке
именно ядерного оружия в США и Великобритании явно
подгоняется под заранее известный ответ. Мол, атомная
бомба была «сверхоружием», лидеры этих стран первыми
оценили эти перспективы, вложили в реализацию
атомного проекта огромные средства и получили на
выходе профит.
Однако приведенные выше данные вполне
определенно говорят, что в 1940–1941 годах состояние
знаний о цепной реакции деления урана было таково, что
нельзя было определенно сказать, как можно использовать
огромную внутриатомную энергию. Ведущие физики-
ядерщики сами не знали точного ответа на этот вопрос, не
было единогласия ни по поводу критической массы урана,
достаточной для неуправляемой цепной ядерной реакции,
ни по поводу осуществимости контролируемой ядерной
реакции. Не были еще известны многие важные детали,
необходимые для практического создания урановой
бомбы. В начале 1940 года было известно лишь, что
критическая масса урана-235, необходимая для начала
цепной реакции, должна была, согласно расчетам Отто
Фриша и Рудольфа Пайерлса, составлять около
килограмма. Получение такого количества урана-235
выглядело реализуемой задачей, но все равно знаний для
изготовления бомбы было еще очень мало, да и сам этот
расчет, как позже выяснили, был ошибочным.
Решение начать создание атомной бомбы не вытекало
из научных разработок, оно определенно имело другие
основания, о которых авторы многочисленных работ

практически ничего не говорят. Этим основанием был
страх.
Значительная часть физиков-ядерщиков, оказавшихся в
Великобритании и США, была представлена немецкими
евреями, бежавшими от нацистов. Например,
вдохновителем работ по урану в Великобритании был
бежавший из Германии Рудольф Пайерлс. С началом
Второй мировой войны и быстрым продвижением
немецкой армии в Европе у них, конечно, зародился
сильный страх, что нацисты могут добраться до них и в
новом убежище. Этот страх и заставил их схватиться за
только что открытую цепную реакцию деления атомов
урана и обещать создать на этой основе «ужасное
оружие».
Их обещания упали на благодатную почву.
Англоговорящее общество в Великобритании и США
было уже давно подготовлено к восприятию идеи
всеуничтожающей бомбы, с помощью которой решаются
большие политические проблемы. Огромную роль в этой
подготовке общественного мнения сыграли писатели-
фантасты, описавшие в своих романах подобную бомбу за
десятилетия до ее реального появления. Уже в 1895 году
появился роман Роберта Кроми «Трубный глас», в котором
описывалась сверхмощная бомба, способная расколоть
земной шар[24]. Это были только первые пробы, но вскоре
появился роман, которому было суждено сыграть
поистине вдохновляющую роль.
В 1914 году вышел в свет роман Герберта Уэллса
«Освобожденный мир», в котором описывалась война с
применением ядерного оружия, живописалось
уничтожение городов с помощью ядерных бомб.
Этот роман был удивительным тем, что на его
появление сильно повлияла наука. Уэллс, перед тем как
засесть за роман, прочитал книгу Фредерика Содди
«Объяснение радия», появившуюся в 1908 году. Из этой
книги известный писатель-фантаст вывел возможность
ядерного взрыва и его применения в войне[25]. Вот как он
описывал ядерную бомбардировку Берлина французским

аэропланом: «Полыхнуло ослепительное алое пламя, и
бомба пошла вниз – крутящийся спиралью огненный
столб в центре воздушного смерча. Оба аэроплана
взлетели вверх; их подбросило, как мячики, и закружило.
Авиатор, стиснув зубы, старался выправить потерявшую
устойчивость машину. Его тощий помощник руками и
коленями упирался в борт – он закусил губу, ноздри его
раздувались. Впрочем, он был надежно закреплен
ремнями…
Когда он снова поглядел вниз, его взору предстало
нечто подобное кратеру небольшого вулкана. В саду перед
императорским дворцом бил великолепный и зловещий
огненный фонтан, выбрасывая из своих недр дым и пламя
прямо вверх, туда, где в воздухе реял аэроплан; казалось,
он бросал им обвинение. Они находились слишком
высоко, чтобы различать фигуры людей или заметить
действие взрыва на здание, пока фасад дворца не
покачнулся и не начал оседать и рассыпаться, словно
кусок сахара в кипятке. Тот, кто сбросил бомбу,
посмотрел, обнажил в усмешке длинные зубы и,
выпрямившись, насколько ему позволяли ремни, вытащил
из ящика вторую бомбу, прокусил втулку и послал следом
за первой».
Основная мысль романа состояла в том, что война
началась из-за несовершенства и острых противоречий
внутри старого общества, а ядерная война нанесла такой
сокрушительный ущерб, что потрясла воюющие общества
до основания и сделала возможным установление единого
мирового правительства, которое провело всестороннюю
рационализацию всей экономической и общественной
жизни. Ядерная война привела к построению прекрасного,
рационального и процветающего мира.
Этот роман, видно, очень сильно резонировал в
сознании людей, увидевших начало Второй мировой
войны. Все было очень похоже на то, как это описывал
Уэллс: нарастание кризиса, безработица, нищета,
формирование «Центральных Европейских Держав», то
есть Третьго рейха с его союзниками, начало войны в
Европе с сидения в окопах англо-французских войск, так

называемой «странной войны». Роман буквально
подсказывал следующий шаг – получить ядерную бомбу и
бросить ее на Берлин.
Роман Герберта Уэллса еще более удивителен тем, что
он повлиял на науку и большую политику. Известный
физик Лео Силлард, венгерский еврей, эмигрировавший из
Венгрии в США, признался, что после прочтения романа
Уэллса у него возникли идеи, с помощью которых он
обосновал возможность самоподдерживающейся цепной
ядерной реакции при делении ядер урана[26]. В августе
1939 года он стал инициатором знаменитого письма
Альберта Эйнштейна президенту США Франклину
Рузвельту. Эйнштейн писал в своем письме от 2 августа
1939 года о новой, свермощной бомбе: «Это новое явление
способно привести также к созданию бомб и, возможно, –
хотя и менее достоверно, – исключительно мощных бомб
нового типа. Одна бомба этого типа, доставленная на
корабле и взорванная в порту, полностью разрушит весь
порт с прилегающей территорией. Хотя такие бомбы
могут оказаться слишком тяжелыми для воздушной
перевозки».
Итак, при посредстве физиков-ядерщиков идея
Герберта Уэллса о «бомбе, завершающей войну», была
вброшена в высшие политические круги, снабженная
обещанием относительно быстрого изготовления такого
рода бомбы. Этим и объясняется столь специфическое
преломление идеи цепной ядерной реакции в
англоговорящем сообществе. Подготовленные романом
Герберта Уэллса, физики и политики увидели в новом
научном открытии в первую очередь возможность создать
такую сверхмощную бомбу, которая «завершит войну».
Понять смысл этого загадочного выражения генерала
Гровса нельзя, если не знать об этой литературной
подоплеке.
Но страх перед натиском нацистов, охвативший
физиков-ядерщиков еврейского происхождения, был вовсе
не единственным компонентом начала работ над ядерным
оружием. Тот же самый страх, только охвативший
политиков, стал причиной первых шагов к практическому

созданию атомной бомбы. Это видно из истории начала
британского атомного проекта.
Результаты расчетов по критической массе урана-235,
выполненные Рудольфом Пайерлсом в Бирмингемском
университете, оказались в распоряжении председателя
Комитета по научному исследованию противовоздушной
обороны Генри Тизарда. Первый практический шаг к
осуществлению идеи ядерного взрыва в Великобритании
был сделан 10 апреля 1940 года, когда состоялась первая
встреча по атомному проекту в Великобритании и
появился т. н. M. A. U. D. Committee, то есть комитет по
военному применению уранового взрыва. Это было время
начала немецкой операции «Везерюбунг» по захвату
Дании и Норвегии. На 10 апреля 1940 года Дания уже
была захвачена, а в Норвегии немецкий десант высадился
на побережье и теснил норвежские войска. На море
развернулись сражения между немецким и британским
флотом. Норвежская операция была крайне опасна тем,
что она открывала немцам дорогу в Атлантику и
демонстрировала, что немецкие войска могут вторгнуться
и в Великобританию. Это была первая такая угроза в
истории страны, и перспектива немецкого вторжения,
пусть и гипотетического, конечно же, пугала. Этот страх
заставил британцев срочно взяться за создание атомной
бомбы.
Американский атомный проект первоначально шел
медленно, до тех пор пока и США не втянулись в войну. С
марта 1941 года США стали осуществлять поставки по
ленд-лизу и передавать в аренду военную технику, 14
августа 1941 года между США и Великобританией была
заключена Атлантическая хартия, положившая начало
антигитлеровской коалиции. Но это было время, когда
союзники в борьбе против Гитлера терпели поражение.
Немецкие войска продвигались в глубь советской
территории, захватили Прибалтику, Белоруссию, большую
часть Украины и важнейший промышленный центр –
Донбасс, рвались к Москве. Британские ВВС вели
напряженную борьбу против немецкой авиации, а в
Атлантике союзный флот подвергался ударам немецких

подводных лодок. Отношения США и Японии ощутимо и
быстро портились. Казалось, что «страны Оси»
побеждают в мировой войне и скоро Соединенным
Штатам придется иметь дело с объединенными силами
Германии и Японии. В этих условиях 9 октября 1941 года
Рузвельт одобрил атомный проект и образовал особую
Высшую политическую группу для управления им, куда
вошли: сам президент Рузвельт, вице-президент США
Герни Уоллес, директор созданного ранее Уранового
комитета S-1 Ванневар Буш, военный министр США
Генри Стимсон, начальник штаба армии генерал Джордж
Маршалл.
Последующие события, связанные с японским
нападением на Перл-Харбор, резко ускорили ход атомного
проекта. Американский Урановый комитет в первый раз
собрался 18 декабря 1941 года, вскоре после японского
нападения на Перл-Харбор, после объявления войны
Японии и Германии, и после того, как японские войска
захватили Таиланд, Малайю, остров Гуам, осадили
Сингапур, захватили большую часть Филиппин. США
тоже оказались на грани военного поражения. Страх перед
ним заставил немедленно схватиться за создание ядерного
оружия и за спешное проведение необходимых
исследований.
Итак, страх был причиной, заставившей
Великобританию и США начать разработку «бомбы,
завершающей войну». Но это не объясняет, почему же она
была применена в конце войны, когда противник был уже
практически повержен.Глава вторая. Эталонно
уничтоженный город
В истории ядерного оружия, и особенно планирования
ядерной войны, до сих пор есть много недосказанности,
секретности и тайны, до сих пор не рассекречены очень
многие документы, проливающие свет на те или иные
решения. Оно и неудивительно: ядерное оружие было
главным стратегическим аргументом, и все сведения, его
касающиеся, были строго засекречены.
Однако обращает на себя внимание тот крайне
интересный факт, что секретность далеко не всегда была
такой уж непроницаемой. В США и Великобритании
написано немало книг и статей по ядерному оружию и
ядерной войне, в которых сообщаются разные интересные
детали. Но постойте, а отчего такая странная болтливость?
Если в СССР что-то было строго секретным, то оно
секретно и по сей день. Мы и сейчас не имеем точных
данных о советском ядерном планировании и куда именно
нацеливали ракеты с боеголовками советские планы
ядерной войны. Мы даже не знаем, как эти планы
назывались и кто их составлял.
А вот американцы свой сверхсекретный план SIOP
(Single Integrated Operation Plan) раскрыли. И не в 1990-е
годы, после крушения СССР, а в 1983 году, в период
одного из обострений в ядерном противостоянии
сверхдержав. В этом году в США вышла книга: «SIOP. The
Secret U. S. Plan for Nuclear War»[27]. В предисловии к ней
говорится, как трудно было собрать сведения о нем, что
многие военные даже никогда не слышали такой
аббревиатуры, а все данные о нем имели собственный
гриф секретности «Extremely Sensitive Information» (ESI),
то есть «Высшей степени важности»[28]. Тем не менее
книга вышла в свет на широкую публику, и никого за это
не посадили на электрический стул.
Нельзя не прийти к предположению, что подобная
разговорчивость американских военных больше

предназначена не для собственной публики, а для
вражеской разведки, в данном случае для советской. А
также для советского политического руководства, и
открытая публикация увеличивает гарантию, что
содержание книги дойдет до адресата если не через
разведку, то через дипломатические или научные каналы.
В этой книге об американском ядерном планировании
написано ровно то, что о ней, с точки зрения
американского военного командования, должно знать
советское руководство. Иными словами, книга – это
средство ведения ядерной войны, средство
дезинформации и запугивания.
Изучая американскую литературу на ядерную тему,
нетрудно увидеть, что подобная болтливость охватывала
их всякий раз, когда дело доходило от реальных
предпосылок к применению ядерного оружия: в конце
1940-х годов во время первого Берлинского кризиса, в
начале 1960-х годов перед Карибским кризисом, и в
начале 1980-х годов во время одного из острейших
моментов противостояния США и СССР. Потому все
сведения о планировании ядерной войны, изложенные в
этой литературе, надо принимать с оговоркой, что они
публиковались для целей войны, то есть дезинформации и
запугивания Советского Союза, что они не полны, не
точны и скорее всего представляют ход событий в изрядно
искаженном свете. Собственно, мы это видели выше: эта
литература умалчивает по крайней мере о двух важнейших
фактах истории появления ядерного оружия на свет.
Разумеется, что и с ядерной бомбардировкой
Хиросимы и Нагасаки дело обстоит точно таким же
образом. Общепринятая трактовка событий, в которой
говорится, что американское командование атомной
бомбардировкой стремилось сберечь жизни своих солдат в
высадке на главных островах Японии, скорее всего не
соответствует действительности.Трумэн пугает Сталина
Несмотря на длительные поиски, тем не менее не
находится очевидных и веских военных причин для
атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. К августу
1945 года Япония войну уже фактически проиграла.
Уже с начала сражения за Окинаву, 1 апреля 1945 года,
в Японию совершенно прекратилась поставка нефти,
которую японские танкеры везли из голландской Ост-
Индии (Индонезии). Все морские пути были перекрыты
американскими подлодками, топившими любой японский
транспорт, какой только заметят. Промышленность и
остатки некогда весьма могущественного Объединенного
флота быстро исчерпали остатки запасов нефти, остался
только неприкосновенный запас авиационного бензина,
около 165 тысяч тонн (1,5 млн баррелей в американской
системе мер)[29], который был, видимо, распределен
между крупными соединениями японской армии в
метрополии, в Маньчжурии, Китае, на Формозе (Тайвань),
а также в отрезанной от основных сил Малайе и
голландской Ост-Индии. Этих запасов хватало только на
один решительный бой, чтобы заправить еще имевшиеся
5400 самолетов и отправить их с пилотами-камикадзе в
последний боевой вылет.
Острейшая нехватка топлива – сама по себе веская
причина скорого поражения, но метрополия испытывала
также начиная с 9 марта 1945 года сильное американское
воздушное наступление. Так назывались ковровые
бомбардировки японских городов и промышленных
предприятий. До момента ядерной бомбардировки Япония
уже понесла колоссальный ущерб. Общий тоннаж бомб,
сброшенных на японские владения, в это время составил
660 тысяч тонн, из них 160 тысяч тонн было сброшено на
метрополию, в том числе 100 тысяч тонн бомб было
сброшено на 66 наиболее крупных городов[30]. Было
разрушено около 3 млн жилых домов, примерно 8 млн
человек лишились крыши над головой, невыход на работу
из-за последствий бомбардировок составил около 80 %.

60 тысяч тонн бомб было сброшено на ключевые
военные предприятия, что привело к уничтожению 80 %
нефтеперерабатывающей промышленности и
авиационного моторостроения, 10–20 % производства
стали, алюминия и химической продукции[31]. В силу
полного прекращения подвоза нефти, исчерпания ее
запасов и уничтожения ряда ключевых отраслей
промышленности резко сократилось военное
производство, которое к августу 1945 года упало примерно
на 50 % к пиковому уровню 1944 года.
Месячный тоннаж сброшенных на японские города
бомб уже в июле 1945 года достиг 42,7 тысячи тонн, и
американская стратегическая авиация могла нарастить эти
объемы, особенно после захвата аэродромов на Окинаве.
Можно было, и не прибегая к атомной бомбе, разбомбить
все, что осталось целым, тем более что принятый 25 мая
1945 года план по вторжению на остров Кюсю
устанавливал дату вторжения на 1 ноября 1945 года[32]. За
июль – октябрь 1945 года американская авиация могла
сбросить на Японию еще минимум 180 тысяч тонн бомб.
Или 180 килотонн, если говорить языком атомного века.
Это без учета того, что американский флот блокировал
морские перевозки между Кореей и Японией, а также
подходил близко к берегу и обстреливал цели на
побережье из орудий.
Иными словами, неотложной необходимости в
применении ядерного оружия против Японии в августе
1945 года уже не было. Окончательное поражение
японской армии было вопросом времени, уже очень
недалекого. Х. Фейс утверждает, что в документах
планирования американского вторжения в японскую
метрополию, на острова Кюсю и Хонсю, не было ни
одного упоминания о применении атомной бомбы[33]. Хотя
потом в интервью генерала армии Джорджа Маршалла,
вышедшем в ноябре 1959 года, через пару недель после
его смерти, утверждалось, что будто бы планировалось
использовать при вторжении на остров Кюсю девять
атомных бомб[34]. Поскольку сейчас известно, что в то

время в США не было такого количества атомных бомб,
вероятнее всего, в интервью Джорджа Маршалла была
вписана явная дезинформация.
Снова возникает вопрос о том, почему ядерные бомбы
были сброшены на Японию даже при отсутствии в том
неотложной военной необходимости. На этот вопрос
нельзя дать ответ, если только не обратиться к
последующим событиям, которые, что будет часто
наблюдаться в истории планирования ядерной войны,
объясняют предшествующие события. Дело в том, что
командование ВВС США, под руководством генерал-
лейтенанта Лориса Норстада, уже к 30 августа 1945 года
составило план нанесения ядерных ударов по СССР.
Это событие коренным образом меняет все
представление о подоплеке бомбардировки японских
городов. Цель была не в том, чтобы запугать или сломить
японцев, которые и без того были на последнем
издыхании, а в том, чтобы запугать атомной бомбой
Советский Союз и лично Сталина.
Таким образом, события, обусловившие принятие
решения сбросить атомные бомбы на японские города,
можно реконструировать примерно следующим образом.
Во-первых, американское руководство, заполучившее
летом 1945 года в свои руки работоспособную атомную
бомбу и имевшее средство доставки в виде
переоборудованного Б-29, в целом исходило из идеи
Герберта Уэллса о том, что это самое ужасное на свете
оружие, которое «завершает войны» и парализует
противника ужасом. 25 апреля 1945 года военный министр
США Генри Стимсон писал в своем меморандуме совсем
недавно вступившему на пост президента США Гарри
Трумэну, вводя его в курс дела атомного проекта: «В
ближайшие четыре месяца мы, как видно по всему,
завершим самое ужасное оружие, какое было известно в
человеческой истории, одна бомба которого может
уничтожить целый город»[35].
Испытание плутониевой бомбы 16 июля 1945 года
положило конец спорам о мощности изделия.Эксперимент

Энрико Ферми и последующие
инструментальные измерения показали мощность взрыва
20 килотонн, что было на верхнем пределе обрисованного
физиками первого этапа развития ядерного оружия.
Военные тут же засучили рукава и засели за планы. Уже
19 июля 1945 года появился проект директивы
Объединенного командования JCS 1496 о применении
ядерного оружия первыми[36].
Далее известно, что первое испытание плутониевой
бомбы было приурочено к Потсдамской конференции
союзнических держав, открывшейся 17 июля 1945 года.
Трумэн хотел лично сообщить о новом оружии Сталину и
посмотреть на его реакцию. Испытание было проведено,
24 июля 1945 года Трумэн сказал Сталину свои
исторические слова о том, что проведено испытание
оружия «необыкновенной разрушительной силы». Как
известно, Сталин никак не отреагировал на его слова, чем
вверг западных союзников в сильное замешательство. Они
не поняли, что бы это означало, и после некоторых споров
сошлись на том, что Сталин будто бы просто не понял, о
чем идет речь.
Г. К. Жуков в своих мемуарах описывал реакцию
Сталина в узком кругу. На замечание Молотова о том, что
союзники себе набивают цену, Сталин ответил: «Пусть
набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об
ускорении нашей работы»[37]. Итак, попытка пугануть
Сталина оказалась неудачной.
Тут стоит задать вопрос: а в чем причина этой попытки
пугать Сталина? Война только что кончилась, Германия
повержена, и между США и СССР был, пожалуй,
наилучший период в их отношениях. Однако оставались
неразрешенные и неразрешимые идеологические
противоречия, отступившие на второй план во время
войны. Вскоре они очень сильно и резко проявились и
привели к расколу Германии, началу корейской войны и
развитию длительного, напряженного ядерного
противостояния.Ядерное оружие родилось в атмосфере страха,
двигалось страхом, и решение планировать войну против
Советского Союза также было продиктовано страхом.
Дело в том, что СССР имел на тот момент ультимативное
оружие на поле боя – советские танковые армии. Тогда,
сразу после войны, они казались несокрушимыми,
поскольку у всех на памяти были еще свежи события
феноменального разгрома немецких войск в Румынии в
августе 1944 года, прорыва фронта в Польше в январе
1945 года, окружения и штурма Берлина в апреле 1945
года и танкового рейда на Прагу в начале мая 1945 года.
Американцы и британцы, конечно, не могли не примерять
это к себе: что будет, если они будут противниками
советских танковых армий. И не могли не прийти к
выводу, что если уж Вермахт не сдюжил против советских
танков, то им и подавно ничего не светит. Тема полного
советского превосходства на поле боя в Европе была
общим местом всех известных планов ядерной войны,
составленных в 1950-х годах. Именно советские танковые
армии заставляли американцев истово верить в атомную
бомбу, ее мощь и проистекающий от нее ужас.
В этой атмосфере, вероятнее всего, и оформилось
окончательное решение об атомной бомбардировке
городов в Японии. У него было два приоритета. Первый –
испытательный. Гровс очень хотел испытать бомбу в
условиях реальной бомбардировки реального города,
чтобы получить ясное представление о ее разрушительной
мощи и, соответственно, области военного применения.
Второй – устрашающий. Трумэн, столкнувшись с
каменным выражением лица Сталина после новости об
испытании бомбы, очевидно, решил, что нужна более
наглядная демонстрация мощи нового оружия.
Американцы все воспринимали через призму понятных
им вещей и назвали сталинскую реакцию «Stalin’s poker
face»[38], то есть лицо игрока в покер, которое должно
быть невозмутимым даже при самых плохих картах. Мол,
блефует «дядя Джо», и надо бросать свои козырные карты
на стол.Решение было принято, и машина закрутилась с очень
большой быстротой. От сообщения Трумэна на
Потсдамском конференции до бомбардировки Хиросимы
прошло всего 13 дней. За это время надо было обеспечить
готовность бомбы, подготовить самолет, доставить
изделие на аэродром на острове Тиниан, в общем,
провести большой объем работ.
Всех историков сбило с толку то, что император
Хирохито провозгласил свой исторический рескрипт о
прекращении войны от 14 августа 1945 года вскоре после
бомбардировки Нагасаки и к тому же сослался в нем на
вновь появившиеся обстоятельства, объясняющие
капитуляцию: «Более того, враг стал использовать новую и
самую жестокую бомбу, сила которой производить
разрушения является, конечно, неисчислимой, забирая
дань множества невинных жизней».
Этим император Хирохито сильно сыграл в пользу
американского руководства, похоже, не подозревая об
этом. В силу близости этих событий – ядерной
бомбардировки и провозглашения императорского
рескрипта, обычно рассматриваемых в отрыве от
контекста завершения Второй мировой войны и
отношений между союзниками, – сложилось убеждение,
что атомная бомбардировка была причиной капитуляции
Японии, а уже отсюда выводилось, что американцы
бросали бомбу только и исключительно для этой цели.
Только это влияние послезнания. Если мы рассмотрим
ситуацию на момент принятия последних решений, то
сдача Японии так скоро была далеко не очевидной.
Японская армия все еще имела значительные силы и могла
дать по крайней мере одно крупное сражение, Советский
Союз пока еще не вступил в войну, но обязался это сделать
и готовился к этому, а американский план вторжения на
остров Кюсю предусматривал дату начала операции 1
ноября 1945 года. Японский император принял решение
капитулировать в самый последний момент, и то была
неудачная попытка путча группы офицеров, стремившихся
помешать провозглашению императорского рескрипта.

Таким образом, рассматривая ядерную бомбардировку
Хиросимы и Нагасаки только через призму капитуляции
Японии, мы заходим в тупик. Принимая такое толкование
событий, мы должны будем признать, что американцы
бросили две атомные бомбы, в общем, непонятно почему.
Мол, захотелось им жизни солдат сберечь. До этого три с
половиной года не берегли, потеряли убитыми и
пропавшими без вести 106,2 тысячи человек в сражениях
за разные острова, а теперь вот озаботились. Бесплодные
споры о том, что именно привело к капитуляции Японии:
ядерная бомбардировка или советское наступление в
Маньчжурии, лишь показывают, что историки явно идут
неверной тропой.
Но если мы предположим, что ядерная бомбардировка
Хиросимы и Нагасаки имела целью устрашение
Советского Союза и подготовку ядерной войны против
него, то все события разом приобретают свою железную
внутреннюю логику.
Самый изученный город
Рано утром 6 августа 1945 года пилот-смертник,
капрал Ясуо Кувахара шел по улице Сиратори в Хиросиме,
направляясь к зданиям 2-го армейского управления в
центре города, где служил его друг. Вчера он получил
приказ, что 8 августа он должен совершить свой
последний в жизни вылет, и ему предоставили
положенный камикадзе двухдневный отпуск. Стоя на
улице, Кувахара увидел парящий в небе одинокий
бомбардировщик Б-29, которому уже не могли помешать
японские истребители. Дальшейшее происходило так:
«Когда до здания управления оставалось всего полмили,
от фюзеляжа самолета отделилась серебрянная точка, и
пилот резко набрал скорость. Маленький шарик стал расти
и превратился уже в бейсбольный мяч. Парашют. Что это
было? Чего они хотели теперь? Сбросили очередную
партию листовок? Да, пропаганда. Старая история.
Вдруг стоявшие рядом люди замолчали. Огромная
разноцветная вспышка ослепила меня. Резко нахлынула

горячая волна. Ослепительный свет – синий, белый и
желтый. Так быстро взрывная волна дойти не могла. Это
что-то лопнуло в моей голове. Я скорее почувствовал, чем
подумал об этом, и вытянул вперед руки навстречу
горячей волне. В воздухе раскрылся раскаленный горн.
А затем произошла катастрофа, описать которую не в
состоянии ни один человек. Это был не рев, не грохот и не
взрыв отдельно, а все вместе плюс фантастическая сила
землетрясений, лавин, ураганов и селей. В одно мгновение
природа обрушила свою ярость на землю, и поверхность
той содрогнулась»[39].
Кувахару завалило обломками дома, и он пролежал без
сознания под завалом почти шесть часов. Его вытащили
солдаты из расположенного неподалеку армейского
госпиталя, которые сами спаслись практически чудом.
Поднявшись на ноги, летчик увидел, что его спас
огромный железобетонный бак с пожарным запасом воды.
Вокруг все было уничтожено и испепелено, даже трава.
Японское военное командование и правительство
долго не могли понять, что происходит. Внезапно
замолчала радиостанция Хиросимы, а 2-е армейское
управление перестало отвечать на вызовы по радио и по
телефону. Вскоре стало известно, что город разрушен, но
причины столь грандиозных разрушений, которые обычно
оставались после масштабных налетов американской
авиации, были неизвестны. Только 8 августа 1945 года
более или менее стало понятно, что это оружие нового
типа. Утренние газеты вышли с сообщением о том, что
Хиросима серьезно повреждена «бомбой нового типа»[40].
Кувахара утром того же дня по приказу командования
совершил разведывательный полет над Хиросимой и в
полете поймал радиопередачу о том, что власти не могут
определить природу силы, уничтожившей город[41].
Кувахара был одним из немногих выживших
очевидцев, видевших взрыв атомной бомбы с очень
близкого расстояния, и для него эта история кончилась
благополучно. Ядерный взрыв спас его от неминуемой

гибели в качестве камикадзе, а 23 августа 1945 года он
был демобилизован из армии.
Бомбардировку Хиросимы и Нагасаки обычно
описывают, делая акцент на ужасных разрушениях и на
страданиях жертв вспышки, ударной волны и лучевой
болезни. Однако в нашей теме придется концентрировать
свое внимание на том, что Хиросима и Нагасаки дали для
планирования ядерной войны. Для составителей планов
ядерной войны в отличие, скажем, от борцов за мир
огромные разрушения и жертвы ядерной бомбардировки –
это было хорошо, потому что позволяло планировать
применение ядерного оружия и акции устрашения.
Безусловно, получив даже самые первые оценки
масштабов разрушений в Хиросиме и Нагасаки, генерал
Гровс мог торжествовать: испытание удалось на славу.
Хотя условия были не идеальными, в обоих городах зона
разрушений местами вышла за пределы городской
застройки, тем не менее данные позволяли судить о
разрушительной мощи нового оружия. В силу того что в
Хиросиме бомба взорвалась над сравнительно ровной
поверхностью и основная часть зоны поражения пришлась
на городскую застройку, именно этот город стал своего
рода эталоном ядерной бомбардировки.
Не было, пожалуй, никакого другого разбомбленного
американской авиацией города, который бы подвергся
столь же тщательному и систематическому обследованию.
С 14 октября по 26 ноября 1945 года в городе работала
специальная группа специалистов из U. S. Strategic
Bombing Survey, организации, занимавшейся изучением
эффективности нанесенных в ходе войы авиаударов[42]. В
ныне рассекреченных и частично опубликованных
материалах по Хиросиме видно, что американцы
составили подробную карту разрушений, тщательно
изучили и сфотографировали все объекты, пережившие
ядерный удар. В Хиросиме было довольно много крепких
железобетонных зданий. На каждое из этих зданий
американцы завели специальную карточку, в которой
указывалось название и назначение здания,
характеристика его конструкции, расположение в городе,

расстояние до эпицентра взрыва. Повреждения,
полученные зданием при взрыве, тщательно описывались,
и даже составлялась их схема. Не менее детальные
сведения собирались о количестве погибших и раненых, о
распределении их количества по разным зонам поражения,
о заболеваниях лучевой болезнью и ее исходах. Эти
сведения были изложены в нескольких докладах. В 1946
году был составлен общий обзор последствий ядерной
бомбардировки Хиросимы и Нагасаки[43]. В 1947 году
появились более подробные отчеты, например, детальный
отчет по Хиросиме[44].
Правда, далеко не сразу эти данные стали достоянием
публики. Напротив, американцы сделали все возможное,
чтобы детальные сведения о последствиях ядерной
бомбардировки засекретить. Картина была представлена
только в самых общих чертах. В сентябре 1945 года
уничтоженные ядерными бомбами города посетили
дипломаты из союзнических стран, в том числе и
советские. Посольство СССР в Японии составило отчет о
посещении места событий, в котором в целом описало
общие масштабы разрушений, пожаров, лучевого
поражения населения, а также отдельные, наиболее
характерные картины[45].
В дальнейшем изучение последствий велось только
американскими специалистами. В ходе главной операции
по исследованию Хиросимы и Нагасаки в октябре –
ноябре 1945 года использовались и японские специалисты,
но по окончании работ последовал приказ Верховного
командующего Союзных войск в Японии генерала армии
Дугласа Макартура, который категорически запретил
японским специалистам заниматься самостоятельными
исследованиями последствий ядерной бомбардировки и
что-либо публиковать на эту тему. Эти ограничения
действовали вплоть до заключения Сан-Францисского
мирного договора между США и Японией в 1951 году[46].
Поскольку ядерное оружие с самого своего появления
оказалось тесно связано со страхом и запугиванием,
американцам на первых порах было выгодно умолчание

деталей, при общем представлении об атомной бомбе как
о чрезвычайно разрушительной. Это был простой
психологический прием: «у страха глаза велики». Правда,
надо отметить, что он сработал скорее против самих
американцев, поскольку под влиянием сообщений о
ядерной бомбардировке в американской литературе
начался просто вал научной фантастики на тему ядерной
войны во всех ее разновидностях. В ту пору практически
вся сколько-нибудь детальная информация о ядерном
оружии была засекречена, ФБР тщательно следило за
утечками, оставляя свободу слова лишь фантастам
(впрочем, и их тоже проверяли, чтобы даже в фантастике
не уплыли к советской разведке важные технические
детали). Фантасты порезвились на славу. До того, что уже
в январе 1952 года главный редактор журнала научной
фантастики «Galaxy» Хорас Голд возопил: «Свыше 90 %
предлагавшихся в журнал рассказов – это уже
приевшаяся атомная, водородная и
бактериологическая война, послеатомный мир, возврат к
варварству, дети-мутанты, которых убивают за то, что у
них только десять пальцев на руках и ногах – вместо
двенадцати… Послушайте, братцы, так же нельзя. До
конца света еще далеко»[47].
Я выделил эту фразу, чтобы подчеркнуть необычность
момента. 1952 год, только начало эпохи ядерного оружия,
еще далеко до создания самых совершенных и
разрушительных его образцов, до решающих схваток и
запугивания, а в США в научной фантастике тема ядерной
войны уже приелась и редактор журнала призывает
авторов завязать с темой ядерного апокалипсиса. Научная
фантастика, похоже, здорово нагнетала в американском
обществе ядерную истерию, и это, вероятно, стало одной
из причин некоторого ослабления режима секретности
вокруг последствий хиросимской бомбардировки.
Эффект атомной бомбардировки
Итак, что же американские специалисты узнали о
поражающей силе ядерного оружия после тщательного
изучения разрушений в Хиросиме и Нагасаки? Насегодняшний

день наиболее полная и точная картина
изложена в объемном издании японского Комитета по
сбору материалов о разрушениях, вызванных атомной
бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки[48]. Этот комитет
опирался на широкий круг источников: официальные
японские и американские материалы, независимые
исследования и многочисленные показания свидетелей.
Да, мощь нового оружия впечатляла. В Хиросиме
полное разрушение домов произошло в радиусе 2,5–3 км
от эпицентра ядерного взрыва, серьезные и средние
повреждения домов отмечались в радиусе до 5 км, легкие
повреждения были отмечены в радиусе до 10 км. Стекла
были выбиты ударной волной в радиусе 27 км[49]. Полное
разрушение домов произошло на площади более чем 28
кв. км. Железобетонные и стальные конструкции, конечно,
были гораздо более усточивыми к ударной волне, но
вблизи эпицентра и они поддались чудовищной силе
разрушения. Радиус разрушения капитальных зданий в
Хиросиме составил 500 метров, а в Нагасаки – 750
метров. Стальные конструкции имели повреждения в
радиусе 1,8 км от эпицентра.
Правда, надо отметить, что все оценки расстояния от
эпицентра взрыва являются приблизительными, поскольку
не было возможности точно определить, над какой именно
точкой взорвались в воздухе атомные бомбы. Принятые
координаты эпицентров двух взрывов представляют собой
оценки, признанные наиболее точными. Также сильно
варьировались оценки высоты взрыва. Скажем, в 1945
году высота взрыва в Хиросиме была определена в 570–
577±20 метров, в 1959 году – 606 метров, а в 1961 году –
580 метров. Наиболее вероятная оценка высоты взрыва в
Хиросиме составляет 580±15 метров[50]. Эпицентр
хиросимского взрыва, по наиболее точной оценке,
располагался в 16 метрах к юго-востоку от «Гэнбаку
Доме», или «Атомного дома». То же самое было и в
Нагасаки. Оценка высоты взрыва колебалась от 490±25
метров в 1953 году до 503±10 метров в 1976 году.
Эпицентр взрыва пришелся на теннисную площадку,
расположенную между сталеплавильным заводом

Mitsubishi и арсеналом Нагасаки. Сейчас это место
является мемориальным парком и эпицентр взрыва
отмечен Памятником эпицентра.
Расчетными методами были получены данные,
характеризующие поражающие факторы ядерного взрыва.
Некоторые моменты просто бросались в глаза.
Специалисты видели в зоне вблизи эпицентра
оплавленную керамическую черепицу, что
свидетельствовало о температуре значительно выше 1600
градусов С.
Впоследствии собранные материалы об ожогах
пострадавших, воспламенении материалов и следов
воздействия светового излучения позволили специалистам
сделать весьма точные оценки силы яркого и в то же время
призрачного синего света ядерной вспышки. В эпицентре
хиросимского взрыва тепловой поток составил 96 калорий
на кв. см, в 500 метрах от эпицентра – 53, в 1000 метрах –
22, а в 1500 метрах – 10. Чтобы получить тяжелый ожог
кожи 4-й степени человеку достаточно подвергнуться
тепловому потоку в 10 калорий на кв. см за 0,3 секунды, а
при 19 калориях на кв. см происходит обугливание
кожи[51]. Для волдырей или ожога 2-й степени нужен
тепловой поток в 4,5 калории на кв. см. В Хиросиме он
отмечался между 2000 и 2500 метрами. В Нагасаки
тепловой поток в эпицентре составлял 222 калорий на кв.
см, а в 2000 метрах от эпицентра тепловой поток достигал
9,6 калории на кв. см, что могло приводить к ожогам 4-й
степени. Ожог 2-й степени в Нагасаки можно было
получить между 2500 и 3000 метров от эпицентра[52].
Вообще, «ожоговый радиус», в пределах которого люди
получали ожоги от светового излучения, в Хиросиме
составлял 3,5 км, а в Нагасаки – около 4 км.
Ударная волна также была весьма мощной. В
эпицентре давление составляло 3,5 кг на кв. см, а скорость
440 метров в секунду. В радиусе 300 метров были
разрушены все железобетонные и стальные конструкции,
на границе этого радиуса давление составляло 2,4 кг на кв.
см, а скорость движения ударной волны 330 метров всекунду.

Железобетонные здания устояли на границе
радиуса в 800 метров от эпицентра, где давление было
1,5 кг на кв. см, а скорость 200 метров в секунду. Дальше
сила ударной волны ощутимо падала. Граница разрушения
деревянных домов составила 2300 метров от эпицентра с
давлением 0,22 кг на кв. см и скоростью ударной волны 45
метров в секунду. За пределами этого радиуса деревянные
дома поддавались ремонту или же вообще получали
только легкие повреждения, вроде выбитых рам или
дверей[53].
Ясуо Кувахара вспоминает, что его взрыв бомбы настиг
примерно в полумиле от здания 2-го армейского
управления, то есть примерно в 800–900 метрах от
эпицентра взрыва. При этом он не получил ни серьезных
ожогов, ни серьезных травм, коль скоро уже 8 августа
совершил вылет на самолете. Если бы не защитивший его
пожарный железобетонный бак, то быть бы Кувахаре
покойником. В этой зоне тепловой поток составлял
примерно 30 калорий на кв. см, давление около 1,3 кг на
кв. см и скорость ударной волны около 180 метров в
секунду. Он бы обгорел до обугливания и получил бы
смертельные травмы. Пройди он еще 300–400 метров по
улице, то он бы попал в зону смерти, в которой погибли
все поголовно. В Хиросиме она составляла 500 метров от
эпицентра[54].
Единственное, что настигло пилота-камикадзе, – это
была радиация. В Хиросиме поглощенная доза излучения
в эпицентре составила 10 300 рад. Это смертельный
уровень однократного облучения. В 1000 метров от
эпицентра – 255 рад, что уже может вызвать лучевую
болезнь[55]. Минимальный уровень однократного
облучения для легкой стадии лучевой болезни составляет
100 рад. Ясуо Кувахара получил дозу примерно 300–350
рад, что соответствует лучевой болезни средней тяжести.
Он не получил никакого лечения, но через несколько дней
после облучения уже не мог летать и находился под
наблюдением врачей.В Нагасаки радиация была значительно

выше.

В эпицентре она составляла 25 100 рад, в 1000 метров от
эпицентра – 888 рад, а в 1500 метрах – 119 рад[56].
Человеческие жертвы в результате атомной
бомбардировки тоже изучались очень тщательно, с
распределением количества убитых и раненых по зонам
поражения. В наибольшей степени эта работа была
проведена по Хиросиме. Комитет по сбору материалов о
разрушениях, вызванных атомной бомбардировкой
Хиросимы и Нагасаки, даже составил таблицу, в которой
для каждой зоны поражения с шагом в 500 метров
подсчитано количество убитых, тяжелораненых,
легкораненых, пропавших без вести и не пострадавших.
Насколько можно понять, эти оценки делались на основе
документов о населении города, которые затем
корректировались свидетельскими показаниями. Комитет
исходил из оценки погибших в 118,6 тысячи человек.
Однако оценки количества погибших сильно менялись.
Например, в отчете губернатора префектуры Хиросима,
составленном 20 августа 1945 года, указывается 32,9
тысячи погибших, отчет полицейского департамента от 30
ноября 1945 года говорит о 78,1 тысячи погибших,
официальный отчет от 8 марта 1946 года – 47,1 тысячи.
Японо-американский исследовательский отчет 1951 года
говорит о 64,4 тысячи убитых, а доклад Японского совета
против атомной бомбы 1961 года утверждает цифру до 133
тысяч человек убитыми[57]. Такая же картина была и в
Нагасаки. Минимальная оценка числа погибших
составляла 19,7 тысячи человек, максимальная – 73,8
тысячи. В большей части докладов указывается цифра в
37–39 тысяч человек убитыми.
Точному подсчету препятствовало то, что рано утром в
города стекались жители окрестных поселков и деревень,
идущие на работу или по коммерческим делам, которые не
фиксировались в полицейских данных о количестве
населения; в Хиросиме было много военных, как
расквартированных постоянно, так и прибывающих –
город был главным военным портом, через который шло

сообщение с Кореей и Маньчжурией. После взрыва и
тушения пожаров сильно обгоревшие трупы сваливались в
большие ямы и сжигались там, без малейшей попытки
опознания и даже какого-то учета. Так что точно
определить количество жертв было вовсе не столь простой
задачей. По всей видимости, данные японского Комитета
по сбору материалов о разрушениях, вызванных атомной
бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки, являются
наиболее точными и заслуживающими доверия. Их общий
итог: 118 661 убитый, 30524 тяжелораненых, 48 606
легкораненых, 3677 пропавших без вести, и еще 118 613
человек, которые попали под ядерный удар, но не
пострадали. Всего 320 081 человек[58].Дерзкие сомнения
С первого взгляда трудно понять, зачем надо было
засекречивать столь показательные данные, которые
бросают в дрожь и ввергают в панику. Однако нужда в
этом определенно была, и это доказывает тот факт, что
вскоре после своего появления мифология
всеуничтожительного ядерного оружия подверглась
дерзкой публичной атаке. В 1949 году вышла книга «Fear,
War and the Bomb. Military and Political Consequences of
Atomic Energy», которую написал очень известный
британский физик-ядерщик, нобелевский лауреат 1948
года, барон Патрик Стюарт Мейнард Блэкетт. Это был
кремень-человек, в молодости он служил на флоте и
участвовал, в частности, в Ютландском сражении с
немецким флотом, в межвоенное время изучал физику, а в
годы Второй мировой войны служил в королевских ВМС и
участвовал в упорной борьбе с немецкими подводными
лодками. Помимо этих заслуг барон Блэкетт был
социалистом, и даже в Лейбористской партии считался
слишком левым по взглядам, и активно участвовал в
борьбе против ядерного оружия.
Он первым усомнился в целесообразности применения
ядерного оружия в Японии, и первым высказался, что
ядерная бомба вовсе не настолько разрушительна, как о
ней говорят. В известной степени его книга была
направлена против планов создания ядерного оружия в
Великобритании, которые как раз стартовали в эти же
годы.
Во-первых, барон Блэкетт сопоставил атомные
бомбардировки со знаменитой бомбардировкой Токию 23
марта 1945 года и нашел, что ядерное оружие мало чем
отличается от обычных фугасных и зажигательных
бомб[59]:Таким образом, эффективность бомбардировки в
решающей степени зависит от плотности населения
города, выбранного в качестве цели. В этом смысле, 279
В-29, сбросившие 1667 тонн фугасных и зажигательных
бомб на Токио, добились куда лучшего результата, чем в
ходе атомной бомбардировки. К слову сказать, картины
разрушенных бомбами и огнем кварталов Токио ничем не
отличаются от панорамы разрушенных атомными
бомбами Хиросимы и Нагасаки.
Во-вторых, барон Блэкетт пересчитал разрушительную
силу атомной бомбы в обычные фугасные бомбы по
эквиваленту разрушения, пользуясь приведенным выше
сравнением и характеристиками фугасных авиабомб.
Плутониевая бомба в Нагасаки произвела разрушение
прочных железобетонных зданий в радиусе 6000 футов
(1800 метров) от эпицентра. Сверхмощная фугасная
авиабомба Blockbuster или «Разрушитель кварталов»
калибром в 10 тонн, создает такой же эффект в радиусе
400 футов (120 метров). Таким образом, одна плутониевая
бомба по своему разрушительному эквиваленту равна
2250 тоннам фугасных авиабомб, 200 штукам«

Разрушителей кварталов» или 2000 штукам авиабомб
калибром в 1 тонну[60].
Дальше – больше. Барон Блэкетт рассчитал, что
разрушительный эквивалент хиросимской урановой
бомбы составил всего 600 тонн бомб, а нагасакской
плутониевой бомбы – 1300 тонн. Чтобы добиться такого
же разрушительного эффекта обычными бомбардировками
в Хиросиме требовалось, по подсчетам барона Блэкетта,
600 тонн фугасных и 300 тонн осколочных бомб, всего
1200 тонн, которые могли бы доставить 120 В-29, а в
Нагасаки потребовалось бы 1300 тонн фугасных и 500
тонн осколочных бомб, всего 2100 тонн, и их могли бы
доставить 210 В-29[61].
Это был обескураживающий вывод. Оказалось, что
подавляюще большая часть энерговыделения атомной
бомбы идет на нагрев воздуха, чем на производство
разрушений на земле, и эффективность использования
внутриатомной энергии весьма низкая. Атомные бомбы,
на создание которых пошли колоссальные усилия и
средства, легко могли быть заменены воздушным налетом
средней руки.
В-третьих, барон Блэкетт привел также интересный
«атомный» эквивалент бомбардировок Германии. Приняв
в своих подсчетах, что усовершенствованная атомная
бомба будет иметь разрушительный эквивалент в 3000
тонн фугасных авиабомб, он указал, что 1,3 млн тонн
бомб, сброшенных американской и британской авиацией
на Германию, эквивалентны 400 атомным бомбам[62]. Этот
колоссальный бомбовый удар не привел к полному
разрушению немецкой военной экономики, на что особо
надеялись американские последователи теории генерала
Джулио Дуэ. Барон Блэкетт напомнил, что немецкое
военное производство между концом 1942 года и летом
1944 года удвоилось, несмотря на то, что на Германию
было сброшено 500 тысяч тонн бомб – эквивалент около
200 атомных бомб.
Надо отметить, что 1949 год – это время составления в
США первых планов масштабной ядерной войны,включавших в себя атомную бомбардировку советских
городов с целью «выбомбить» Советы и принудить СССР
к капитуляции. Подсчеты британского физика-ядерщика
разрушали все эти планы на корню. Они доказывали, что
не то чтобы выбомбить, а просто подорвать военно-
хозяйственную мощь Советского Союза атомной
бомбардировкой совершенно нереально. Однако, несмотря
на всю доказательность этих подсчетов, которые
американские специалисты сами могли проверить по
отчетам о результатах бомбардировки Германии, эти
экстравагантные выводы барона Блэкетта были просто
проигнорированы. Они никем не комментировались и
крайне редко упоминались, хотя впоследствии тема
эффективности атомной бомбардировки вставала, и не раз.
Причина игнорирования выводов барона Блэкетта
была очевидной. Кроме атомной бомбы, у американцев не
было другого, столь же веского аргумента против
советской военной мощи, сосредоточенной в советской
оккупационной зоне Германии и готовой по приказу дойти
до Ла-Манша и Гибралтара. Вера в бомбу отметала
рациональные доводы. Похоже, что американские
составители планов ядерной войны с его книгой
ознакомились, но приняли вполне продуманное решение и
дальше измерять мощность ядерного оружия по
энерговыделению, в тротиловом эквиваленте, и полагать,
что атомная бомба уничтожает все, что попало в зону
поражения. На этом допущении были построены все
последующие планы ядерной войны.
Между тем уже эталонные атомные бомбардировки
Хиросимы и Нагасаки доказали, что это не так. Барон
Блэкетт упоминает факт, который, похоже, упоминается
только у него; во всяком случае, в другой литературе по
последствиям атомной бомбардировки японских городов
этого не встречалось. И в Хиросиме, и в Нагасаки были
построены большие подземные убежища, представлявшие
собой длинные тоннели с рядом выходов на поверхность.
В Хиросиме они были столь большие, что могли вместить
не менее трети населения города, или около 40 тысяч
человек[63].Но воздушная тревога не была объявлена, поскольку
американцы часто сбрасывали с одиночных
бомбардировщиков на японские города листовки и
появление одинокого В-29 над Хиросимой и потом над
Нагасаки не вызвало никаких опасений. Даже опытный
пилот, не раз участвовавший в воздушных сражениях с
«коробками» В-29 и в налетах на американский флот, Ясуо
Кувахара обманулся, приняв атомную бомбу за контейнер
с листовками. Атомная бомбардировка была чистой
внезапной атакой на город, не укрывшийся в убежищах и
без противоздушной обороны.
Тем не менее в подземных убежищах были люди,
очевидно, военный или обслуживающий эти обширные
убежища персонал. Все они выжили. По более поздним
подсчетам, в «зоне смерти» в Хиросиме, в радиусе 500
метров от эпицентра, выжило и не получило никаких
ранений 942 человека[64]. Вообще, в зоне максимальных
разрушений в радиусе 1500 метров от эпицентра выжило и
не получило ранений 14 498 человек. Это очень немало,
учитывая, что именно на эту зону пришлась большая часть
погибших и раненых, или, точнее, 99 289 убитых и 23 035
тяжело и легкораненых. По отношению к ним число
уцелевших составило 11,8 %.
И это в условиях чистой surprise attack, на которую
столь рассчитывали американцы. Да, приходится признать
правоту барона Блэкетта, что атомная бомба не столь
страшна, как о ней рассказывают. Если бы в Хиросиме и
Нагасаки была бы объявлена воздушная тревога и люди
укрылись бы в убежищах, то жертв было бы значительно
меньше, и по своим результатам атомная бомбардировка
стала бы уступать средним воздушным налетам на
японские города.
Всеразрушительную славу атомной бомбы сильно
портили также выстоявшие против чудовищной энергии
светового излучения и ударной волны прочные
железобетонные здания. На любой фотографии
разрушенной Хиросимы они прекрасно видны то тут, то
там, посреди выжженной, пустынной площади города,
покрытой пеплом и обломками. Да, они получили сильные

повреждения, стены и колонны были покрыты трещинами,
перекрытия вспучились, те, что стояли поближе к
эпицентру, превратились в искореженные руины, вроде
оставленного в назидание потомкам «Гэнбаку Доме». Но
всем своим видом они наводили на мысль, что если
уложить побольше фортификационного бетона и стали, да
еще соорудить в подвале бронированный толстым
железобетонным перекрытием бункер, то получится
неплохое убежище, гарантирующее выживание даже
вблизи эпицентра ядерного взрыва.
В общем, руины Хиросимы, если смотреть на них
ненапуганным взглядом, сами подсказывали способ
защиты от ядерного удара. Сочетание строительства
подземных укрытий, прочных, железобетонных зданий с
ранним предупреждением и энергичной гражданской
обороной позволяет свести эффект ядерной
бомбардировки к минимуму. Собственно, это было
доказано на примере бомбардировок Германии, в которых
проводились все меры противовоздушной и гражданской
обороны. Гамбург во время опустошительных налетов 24
июля – 3 августа 1943 года (4400 тонн фугасных, 2700
тонн зажигательных бомб и 1900 тонн горючей смеси[65])
лишился 48 % зданий, тогда как погибло только 3,3 %
населения города. Франкфурт-на-Майне потерял 30 %
зданий и всего 1 % населения от бомбардировок[66]. Это
примерно соответствует уровню разрушений в Нагасаки, в
котором было уничтожено и повреждено 36,1 % зданий. В
Хиросиме разрушения были сильнее – 91,9 %
разрушенных и поврежденных зданий[67]. Разница
объясняется тем, что в Нагасаки удар пришелся главным
образом на промышленную застройку с преобладением
бетона, стали и кирпича, а в Хиросиме атомная бомба
взорвалась над центром обширной жилой деревянной
застройки.
Генерал-инспектор пожарной службы ФРГ Ганс Румпф
в 1961 году написал книгу о бомбардировках Германии, в
которой подробно рассказывал о том, что творилось под
бомбами, чему он сам был свидетелем и лично участвовал
в организации гражданской обороны, проводя при этом

сопоставления с атомной бомбардировкой. Он пишет, что
столь низкие потери населения Гамбурга, несмотря на
бомбардировку, эквивалентную по разрушениям по
крайней мере двум атомным бомбам, были вызваны тем,
что в городе были оборудованы убежища в 61 тысяче
подвалов и погребов, и еще 63 тысячи подвалов были
необорудованными[68]. Часть населения была
эвакуирована и рассредоточена по окрестностям города.
Уже через пять месяцев после бомбардировки Гамбург в
значительной степени ликвидировал разрушения и
возобновил промышленное производство на 80 % от
уровня до бомбардировки. То есть союзникам не удалось
выбомбить даже один крупный промышленный центр, не
говоря уже о всей немецкой промышленности.
Генерал-инспектор Румпф, подводя итоги
рассмотрения результатов бомбардировок Германии,
открыто смеялся над составителями планов ядерной
войны: «Имея перед собой картину явного провала первой
тотальной бомбовой войны, мы можем лишь удивляться,
глядя на то, как упорные последователи Дуэ все еще
наивно полагают, что в современной воздушной войне с
применением ядерного оружия они получат лучшие
результаты»[69].Глава третья. Бомба, не пригодная
для войны
Во всей истории ядерного противостояния между
СССР и США горой посреди равнины стоит вопрос:
почему после Хиросимы и Нагасаки ядерное оружие ни в
каком виде больше не употреблялось в боевых действиях?
Недостатка в теориях, которые это объясняют, не
наблюдается. Многие из этих теорий были созданы прямо
по ходу «холодной войны», зачастую в главном мозговом
центре в США, который обслуживал потребности
американской обороны – RAND Corporation. Наиболее
распространенная теория состоит в том, что ядерное
оружие не применялось по причине страха перед
ответным ударом, который мог привести к огромным
жертвам и разрушениям. RAND вложил в формирование
этой теории свой большой вклад, поскольку оценка
последствий советского ядерного удара была одной из
главных тем его работы. Аналогичные исследования и
моделирования проводились в СССР.
Это объяснение весьма существенно, но не
исчерпывает всех вопросов. Среди арсенала ядерного
оружия в обоих странах были самые разные боеприпасы,
от мощных водородных бомб до небольших плутониевых
или урановых зарядов мощностью субкилотонного
калибра. Разрабатывались и испытывались ядерные
заряды для ствольной артиллерии и минометов. Например,
американский 280-мм ядерный снаряд W9 к гаубице М65
имел мощность 15 килотонн, а модифицированная версия
W19 имела мощность 37 килотонн. В 1962 году была
испытана безоткатная пушка с ядерным боеприпасом Davy
Crockett (М388) мощностью 10–20 тонн тротилового
эквивалента. Такие боеприпасы, как и плутонивые
авиабомбы, вполне могли использоваться в самых разных
региональных конфликтах, вроде войны во Вьетнаме. Но
ни разу не использовались.
Это вовсе не от страха перед ответным советским
ядерным ударом и вовсе не в силу особого человеколюбия

американского руководства. По опубликованным данным,
американское руководство с марта 1946 года по январь
1980 года по крайней мере 25 раз всерьез рассматривало
возможность применения ядерного оружия. В этом списке
была, например, инаугурация президента Уругвая в январе
1948 года, поражение французских войск во Вьетнаме при
Дьен Бьен Фу в апреле – мае 1954 года, захват
американского разведывательного корабля Pueblo
северокорейцами в январе 1968 года, и два раза во время
вьетнамской войны – в феврале 1968 года и в ноябре 1969
года, то есть во время Тетского наступления и после того,
как Хо Ши Мин за три дня до смерти отклонил
предложение президента США Ричарда Никсона о
прекращении войны, для прикрытия вывода американских
войск из Вьетнама[70]. Но всякий раз находились причины
ядерное оружие не применять.
Почему? Американская авиация сбросила на Вьетнам,
Камбоджу и Лаос сотни тысяч тонн бомб, напалма и
токсических дефолиантов. Использовались очень мощные
авиабомбы, вроде BLU-82/B, калибром 6800 кг, которая в
тот момент была самым мощным неядерным боеприпасом
в США. Ею расчищали джунгли, уничтожали
северовьетнамских солдат, ее применяли в сражении за
сухогруз Mayaguez в мае 1975 года, когда надо было
вытащить застрявших на острове Кох-Конг американских
морпехов. На этом фоне использование ядерных бомб
мощность 10–20 килотонн, не говоря уже о боеприпасах
субкилотонного калибра, мало что меняло. Да, мировая
общественность протестовала бы, проклинала бы
американскую военщину, но не могла бы этому
воспрепятствовать. СССР вряд ли мог бы прибегнуть к
своему ядерному оружию, поскольку напрямую это его
территорию не затрагивало.Трудности планирования
Постановка вопроса – это половина ответа, который
имеет важное значение для рассмотрения вообще вопроса
планирования ядерной войны. Итак, почему же ядерное
оружие никогда не применялось в боевых действиях,
несмотря на многочисленные поводы?
Как следует из предыдущей главы, в которой
рассматривались последствия атомной бомбардировки
Хиросимы и Нагасаки, эффективность ядерного оружия
была существенно ниже, чем принято полагать. Любое
детальное ознакомление с обстоятельствами той атомной
бомбардировки, которое военные США и СССР,
безусловно, проводили, ясно показывало, что успех ее
вызыван стечением обстоятельств, которые вряд ли будут
иметь место в других случаях.
Во-первых, не была объявлена воздушная тревога и
население городов не укрылось в убежищах. Получилась
ярко выраженная внезапная атака, когда массы людей
находились на открытой местности. Для сравнения, в
Гамбурге, на который был сброшен тоннаж бомб,
сопоставимый с хиросимской бомбой, и где население
укрылось в убежищах, потери населения были
значительно меньше. Поскольку подземные тоннельные
убежища в Хиросиме и Нагасаки показали свою
эффективность против ядерного взрыва, нетрудно было
прийти к заключению, что элементарные меры
оповещения и укрытия населения, давно и хорошо
знакомые в воевавших странах, например в СССР, резко, в
разы снизят число жертв любой атомной бомбардировки.
Во-вторых, пролету В-29 с атомной бомбой над
японскими городами никто не мешал. Его не пытались
перехватить японские истребители, не было попыток
обстрелять его из зенитных орудий. К тому моменту
система ПВО Японии была уже разрушена почти до
основания. Конечно, в случае атомной атаки трудно
предположить, что Советский Союз не предпримет мер по
отражению воздушного налета. Первые американские

планы ядерной войны против СССР, например Pincer,
составленный в июне 1946 года, действительно
предусматривал, что В-29 смогут вторгнуться в воздушное
пространство СССР и сбросить бомбы над целями, не
встречая сопротивления[71]. Впоследствии оценки
советского противодействия были изменены на более
реалистичные, и по оценочным подсчетам оказалось, что в
ходе налета будут сбиты по крайней мере 90 %
бомбардировщиков с ядерными бомбами. Это уже в корне
меняло все дело. Подобные потери резко снижали
суммарную мощностью сброшенных атомных бомб, что
делало всю операцию стратегически бессмысленной. При
таких потерях сокрушительный ядерный удар
превращался в некое подобие булавочного укола,
способного только разозлить русского медведя.
В-третьих, при первом же взгляде на Хиросиму видно,
что основной разрушительный эффект ядерной бомбы был
связан с особенностями застройки города, в которой
преобладали деревянные дома, сравнительно непрочные и
сгораемые. На пожары пришлась основная масса
разрушенных домов в Хиросиме. Из 75 тысяч домов было
уничтожено 91,9 %, в том числе 62,9 %, или 47,1 тысячи
домов, приходится на дома, полностью разрушенные и
сгоревшие. В Нагасаки, где эпицентр пришелся на район с
промышленной застройкой, разрушения заметно меньше.
Из 51 тысячи домов в Нагасаки подверглось разрушению
и повреждению только 36,1 %, в том числе сгоревшие и
разрушенные – 22,7 %, или 11,5 тысячи домов[72]. Разница
более чем ощутимая, притом что плутониевая бомба была
мощнее. Отсюда явственно следовало, что при атомной
бомбардировке города с европейским типом застройки,
такого, как Берлин или Ленинград, в котором прочные,
капитальные дома образуют замкнутые кварталы, эффект
от ядерного взрыва будет совсем другой, значительно
меньший, и он будет скорее всего походить на результаты
американских бомбардировок немецких городов. Это,
конечно, неприятно, но переживаемо, даже с учетом
радиации.Далее, ни в одном советском городе, выбираемом в
качестве цели, нельзя было найти столь же плотной
застройки, как в Хиросиме или Нагасаки. Как раз для
советских городов была характерна куда более свободная
застройка, города, промышленные предприятия,
железнодорожные станции обычно занимали приличную
площадь. Из чего следовало, что в радиусе поражения
ядерного взрыва будет гораздо меньше зданий,
сооружений и людей, чем в японских городах. Если еще
учесть возможное отклонение от выбранной точки
прицеливания, которое у неуправляемых атомных бомб
могло достигать нескольких сотен метров, можно было
вообще промахнуться по цели и задеть ее краем зоны
поражения.
В-четвертых, сами же американцы после подведения
итогов своих ковровых бомбардировок немецкой
промышленности в годы Второй мировой войны сделали
весьма неприятное открытие: промышленность вообще
довольно слабо поражается бомбардировками. Так, в
отчете о влиянии бомбардировок на немецкую
промышленность в 1943 году сказано следующее. В это
время в немецкой промышленности имелось 2,1 млн
станков, из которых 110 тысяч было повреждено и потом
отремонтировано (5,2 %), и еще 36,5 тысячи станков было
полностью уничтожено (1,7 %)[73]. Суммарно
бомбардировками было выведено из строя временно или
постоянно 6,9 % станочного парка. И это при том, что в
1943 году было сброшено 206,1 тысячи тонн бомб. Мы
можем по коэффициенту барона Блэкетта пересчитать этот
тоннаж в атомный эквивалент. Круглым счетом это 69
атомным бомб. Это немногим больше, чем было
запланировано для атомной бомардировки СССР в плане
Frolic, составленном в мае 1948 года (в нем было
предусмотрено сбросить 50 атомных бомб на 20 городов;
в фугасных бомбах это будет 150 тысяч тонн бомб).
Возможно, что эффект от ядерных бомб будет и
побольше, но вряд ли можно было надеяться, что могучая
советская промышленность будет уничтожена подобным
ударом. Это не удалось сделать в Германии, в которой в

некоторых районах, например в Руре, предприятия стояли
вплотную друг к другу. В СССР, как правило, предприятия
распределены по всей территории страны и сами по себе
имеют значительную площадь.
Подобные вопросы вставали на всех этапах
планирования ядерной войны, и даже тогда, когда
появились баллистические ракеты и термоядерные
боеголовки к ним. Судя по всему, в военном командовании
всегда существовали две точки зрения на эффект ядерной
атаки: оптимистическая и пессимистическая. Первая из
них считала, что ядерная атака сразу даст хороший
стратегический эффект, а вторая полагала, что если учесть
все многочисленные факторы, то реальная эффективность
ядерного удара будет весьма далека от заявленной.
Особенно остро этот вопрос стоял до появления
баллистических ракет, когда в распоряжении
противостоящих сторон были только стратегические
бомбардировщики и весьма ограниченный арсенал
ядерных зарядов.
Благодаря американской болтливости можно краем
глаза взглянуть на кухню составления первых
американских планов ядерной войны. Центральная часть
любого плана ядерной войны – это список целей. Потому
первой задачей составителей этих планов был выбор того,
что подлежит уничтожению в первую очередь. Это могли
быть военные и гражданские объекты, транспортные узлы,
аэродромы, порты. Из всех многочисленных объектов,
которые находятся на территории противника, надо было
выбрать те, уничтожение которых наиболее чувствительно
для обороны.
Но сделать это непросто, поскольку отсутствуют
надежные сведения о том, что это за объекты и где они
расположены. Зная нравы советского режима секретности,
которые в 1950-х годах еще были вполне себе бериевского
образца, нетрудно понять, что перед американскими
составителями плана ядерной войны стояла крайне
сложная и нетривиальная задача. В той самой книге, в
которой американцы выболтали про существование
самого секретного плана SIOP, вполне открытопризнается,

что вплоть до конца 1950-х годов, когда стали
летать самолеты-разведчики U-2, с разведывательными
данными у американцев было очень туго. Они
пользовались или довоенными данными, или в лучшем
случае трофейными немецкими аэрофотоснимками,
сделанными в 1941–1942 годах[74]. Это похоже на правду.
Но это означало, что атомная бомбардировка,
выполненная по этим планам, вовсе не нанесла бы
сокрушительного удара по советской промышленности.
По сравнению с довоенным временем и даже 1942 годом
значительная часть важнейших предприятий
промышленности была переброшена в другое место, сами
предприятия были рассредоточены, география
промышленности серьезно изменилась.
Вот список советских городов, выбранных в качестве
целей по наиболее ранним планам 1946–1948 годов:
Москва, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск,
Омск, Саратов, Казань, Ленинград, Баку, Ташкент,
Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Иванов,
Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль.
Итого, 20 важнейших промышленных городов.
Что бросается в глаза? Отсутствие в нем крупного
промышленного комплекса на Украине, в Донецком
районе. Нет в этом списке ни Донецка, ни
Днепропетровска, ни Харькова, ни Киева, ни Николаевска.
Видимо, американцы посчитали, что после немецкой
оккупации там промышленности не осталось. Но это явно
не так. Промышленность Донбасса быстро
восстанавливалась. Уже в 1950 году Донбасс добыл
43,9 млн тонн угля, выплавил 4,7 млн тонн чугуна, 4,5 млн
тонн стали, выпустил 4 млн тонн проката[75]. По металлу
Донбасс превзошел свой довоенный уровень.
В плане также отсутствуют другие важные
промышленные центры, появившиеся во время войны или
сразу после нее: Череповец (металлургический комбинат),
Туймазы (нефтедобыча), Гурьев и Красноводск
(нефтепереработка), Воркута и Караганда (угледобыча),
Орск, Петропавловск, Курган, Барнаул, Красноярск

(машиностроение)

. Почему-то в план атомной
бомбардировки не попали такие города, как Тула и
Ижевск, в которых производилось оружие. Самое главное,
что под ядерный удар не попадали предприятия недавно
появившейся советской атомной промышленности,
предусмотрительно размещенные в небольших городах.
Это был бы номер, если бы американцы нанесли ядерный
удар, а потом бы выяснилось, что советская военная
промышленность не уничтожена.
Иными словами, план был неадекватен. Понятно, что
впоследствии американцам удалось собрать больше
сведений о советской промышленности, но все же их
данные нельзя назвать полными и точными. Даже когда
появились аэрофотоснимки, а потом и фотографии
спутников-шпионов, это далеко не разрешало задачу по
определению первоочередных целей. Мало было
сфотографировать завод, надо было еще определить его
назначение и роль в военном хозяйстве. Учитывая режим
секретности, сделать это было непросто.
Но речь шла не только лишь об уничтожении
промышленных и военных объектов, еще Трумэн в своей
директиве NSC 20/1 от 18 августа 1948 года поставил
перед составителями планов ядерной войны задачу –
обеспечить уничтожение советской политической элиты,
то есть в первую очередь Коммунистической партии и ее
органов[76]. Это резко усложняло задачу, поскольку надо
было выбрать поистине точечные цели – например, здание
обкома. Перед этим их еще надо было найти,
идентифицировать, нанести на карты. Все это требовало
интенсивной разведывательной работы, и ЦРУ явно
работало, не покладая рук, чтобы обеспечить
планирование ядерной войны нужными сведениями.
Впрочем, перед советскими составителями планов
ядерной войны стояли аналогичные задачи. Хотя мы почти
ничего о них не знаем, тем не менее по аналогии можно
вполне обоснованно предположить, что им также
следовало в первую очередь составить список целей,
наиболее важных и приоритетных. У СССР было
преимущество – гораздо более сильная разведка, имевшая

мощную сеть в США и других странах. Она проникла в
Манхэттенский проект, что показывает ее возможности.
Советской разведке выявить и выбрать цели в США,
вероятно, было проще.
Итак, первый этап работы завершен. Карта Советского
Союза заполнена отметками, составлены тома с
описанием выбранных целей, их характеристикой и
координатами. Следующий этап – выбор цели. В те
времена, когда в американском арсенале бомб было мало,
это превращалось в очень трудную задачу. Требовалось
30–50 атомными бомбами накрыть полторы-две сотни
самых важных и приоритетных целей. Думается, что
вокруг каждой конкретной цели в штабах шли длительные
споры, настоящие сражения, на тему, стоит ли бомбить ту
или иную цель. Советские люди шли с работы и
укладывались спать, не подозревая, что в это же время за
океаном, в штабах, офицеры жарко спорили, подожгут ли
они этот город ядерным взрывом, или нет. В середине
1950-х годов, когда американский арсенал превысил 1750
бомб, с этим стало попроще, но выбор цели всегда был
трудным делом и требовал тщательного обоснования.
На этом этапе составлялся тот самый план ядерной
войны, который иногда просачивался в открытую печать.
Это общая схема нанесения ядерных ударов. Часто мы
знаем только количество целей и количество ядерных
зарядов, иногда краткий список целей. Для самых ранних
планов, которые уже давно потеряли свое значение,
рассекречены даже карты.
Исходя из этой схемы штаб дальше планировал вылеты
бомбардировщиков, определял авиабазы, пролагал
маршруты пролета, распределял между базами самолеты,
бомбы, горючее, составлял полетные задания. Это
завершающий этап планирования ядерной войны в ту
эпоху, когда единственным средством доставки были
стратегические бомбардировщики. После его завершения
было достаточно приказа, чтобы привести его в действие.
В планировании нанесения ядерного удара был
момент, который, видимо, больше всего вызывал сомнения

в рядах американских офицеров из Strategic Air Command,
ответственных за составление планов атомной
бомбардировки. Прежде чем назначить полетное задание,
требовалось выбрать точку прицеливания, которая должна
была стать ground zero или эпицентром ядерного взрыва.
Для этого брался аэрофотоснимок цели, на листе
целлулоида вычерчивались в соответствующем масштабе
окружности зоны поражения, и начинался подбор точки.
Прозрачный лист двигался по снимку, чтобы выбрать
точку получше.
Выбор должен был отвечать двум критериям. Во-
первых, в зону поражения, которая для плутониевой
бомбы мощностью 20–30 килотонн составляла около 5 км
в радиусе вообще и около 1 км зоны сильных разрушений,
должно было попасть как можно больше ценных с военно-
хозяйственной точки зрения объектов. Наиболее важные
должны располагаться как можно ближе к эпицентру
взрыва, чтобы гарантировать их уничтожение. Во-вторых,
ground zero должен находиться рядом с каким-нибудь
ориентиром, хорошо видимым для пилотов, по которому
можно произвести прицеливание. В Хиросиме это было
слияние рек, а в Нагасаки – перекресток широких улиц.
Должно быть, американские офицеры провели немало
часов, двигая листок целлулоида с окружностями по
аэрофотоснимкам советским городов. Исходя из данных
по разрушениям в Хиросиме и Нагасаки, подсчитывалось,
сколько объектов попадет в зону поражения, какой им
ущерб может быть нанесен ядерным взрывом и насколько
достигалась цель бомбардировки. Чем дальше, тем больше
составители планов понимали, что атомная бомбардировка
советских городов явно не достигает цели: слишком
большие по площади советские города, слишком далеко
отстоят друг от друга важные объекты.
Например, возьмем Челябинск. В 1950 году он
представлял собой пятно застройки с севера на юг 18 км, с
запада на восток – 16 км. Железная дорога, проходящая
через город с севера на юг, делила его на две части.
Промышленные предприятия в основном были
сосредочены в восточной части, а также былипредприятия

на южной, северной и западной окраинах
города. С воздуха Челябинск смотрелся как переплетение
железных дорог, между которыми были предприятия и
жилые кварталы.
Итак, что выбрать? Нужно помнить, что по данным
Хиросимы, разрушение и тяжелое повреждение
капитальных зданий обеспечивается в радиусе 800 метров.
Если эпицентр выбрать в центре пятна застройки, над
северной горловиной главной железнодорожной станции,
то в зону поражения попадет в основном жилая застройка,
а предприятия отделаются небольшими повреждениями,
легко устраняемыми. Уничтожение станции будет
компенсировано более интенсивным использованием
других станций и обходных путей, которых было много
вокруг города. И вообще, в Хиросиме железнодорожные
пути были восстановлены на третий день после
бомбардировки.
Этот вариант не годится. Другая версия, эпицентр в
восточной части города, над промзоной. Один завод будет
уничтожен, соседний рядом сильно поврежден, остальные
останутся целыми, равно как и основная жилая застройка
города. Вероятнее всего, разрушенный завод через пару
месяцев будет восстановлен.
Третья версия – эпицентр над Челябинским
тракторным заводом, который занимает северо-восточную
часть города. Завод будет уничтожен, все остальные
объекты города останутся неповрежденными. Потеря
«Танкограда» – удар очень чувствительный, но не
опрокидывающий, особенно с учетом возможности
восстановления завода и использования других площадок
для выпуска танков.
Иными словами, какой вариант ни выбери, все
получается плохо. Даже вторая ядерная бомба не особенно
решала проблем уничтожения этого важнейшего
советского военно-промышленного центра. Но даже если
бы этого и удалось каким-то образом добиться, то в 14 км
к востоку оставался совершенно целым город Копейск, в
котором также расположен ряд крупных предприятий.Видимо,

после некоторой эйфории от обретения атомной
бомбы среди американского военного командования стали
постепенно нарастать скептицизм и сомнения. Одно из
проявлений этого – многочисленные переработки планов
ядерной войны. С 1945 по 1950 год было составлено по
крайней мере 10 вариантов плана ядерной войны против
СССР[77]:
Из этой таблицы хорошо видна эволюция этих ранних
планов. Сначала американцы собирались нанести удар по
20 крупнейшим городам, по 15 городам по две бомбы, еще
по пяти – по три бомбы. Потом выянилось, что наличного
арсенала для такой бомбардировки нет, да и выбранные

цели не обеспечивают разрушения советского оборонного
потенциала. План был изменен в сторону увеличения
списка целей и сокращения количества бомб. На этом
этапе было решено всемерно увеличивать ядерный
арсенал. Когда арсенал достиг 50 атомных бомб,
вернулись к первоначальном плану. Через полгода, когда
арсенал достиг 150 бомб, был разработан значительно
расширенный план бомбардировок, видимо, путем
добавления некоторых второстепенных целей в общий
список. Принцип остался тот же: в среднем на город по
две атомные бомбы. В дальнейшем план развивался
вместе с ростом арсенала, пока, наконец, не дошел до
списка в 300 целей, военных и экономических, что,
вероятно, было признано достаточным для достижения
победы над СССР.
В имеющихся материалах и литературе никак не
объясняется эта калейдоскопическая быстрота изменения
планов ядерной войны, и можно выдвинуть только одно
логическое объяснение: предыдущие варианты
признавались неудовлетворительными с точки зрения
нанесения Советскому Союзу достаточного ущерба.
Судя по загадочному событию, известному как «бунт
адмиралов» в октябре 1949 года, в высшем военном
командовании шла острая дискуссия на тему, на что
именно нужно нацеливать ядерное оружие: на
промышленные и военные объекты или на жилые зоны
городов. Вице-адмиралы Ральф Офсти и Арлей А. Бёрк
высказались против массированного уничтожения
атомными бомбами стариков, женщин и детей. Начальник
оперативного штаба ВМФ США адмирал Луис Денфильд
и вовсе заявил о том, что «атомный блицкриг» – это
аморальный и, возможно, неработоспособный план[78].
По всей видимости, к этому времени, то есть к
окончанию составления плана Trojan, планировщики
ядерной войны окончательно утвердились в мысли, что
разрушить именно военно-экономический потенциал
СССР вряд ли получится, и приняли решение пойти по
уже знакомому пути: так же как делалось при
бомбардировках Германии, наносить удары по жилы

мрайонам крупных городов. Это решение обосновывалось
тем, что большие жертвы среди населения лишат
промышленность рабочих рук, а армию пополнения,
воздействуют на моральный дух населения, а также
уничтожат руководство Компартии, что приведет к
крушению ее власти. На обезглавливние советского
руководства стала делаться решающая ставка. Этот удар
требовалось наносить внезапно, в силу чего ряд планов из
приведенного выше списка составлялся как «атомный
блицкриг».
Адмиральский бунт кончился быстро. 29 октября 1949
года адмирал Денфильд был отправлен в отставку. Но
точку в дискуссии об эффективности ядерных ударов
ставить было рано.Какую выбрать тактику?
В истории ядерного оружия достаточно много
моментов, которые кажутся понятными и очевидными,
только эта очевидность кажущаяся. К этому ряду
относится т. н. «контрценностное» применение ядерного
оружия, то есть бомбардировка крупных городов
противника с целью уничтожения его военного
производства и населения. Казалось бы, после Хиросимы
и Нагасаки это был наиболее эффективный способ
применения ядерного оружия. Однако история
американского планирования ядерной войны показывает,
что даже на уровне высшего военного командования
существовали определенные сомнения в эффективности
такого подхода.
Довольно скоро после первых испытаний и
бомбардировки Хиросимы и Нагасаки возникла идея
рассмотреть возможность использования ядерного оружия
не только в стратегической бомбардировке, но и в
оперативно-тактических целях. Нужно было выяснить,
каким образом атомная бомба могла быть использована
армией и флотом. Материалы, собранные в Хиросиме и
Нагасаки, не давали ответа на этот вопрос, военной
техники в этих городах почти не было, и в
опубликованных материалах о ней нет совершенно
никаких упоминаний.
Первыми прибегли к подобного рода испытаниям
американцы, которые провели летом 1946 года операцию
Crossroads, состоящую из двух испытательных ядерных
взрывов на атолле Бикини Маршалловых островов. Это
были первые ядерные взрывы, произведенные после
бомбардировки японских городов.
После окончания войны в США развернулась
дискуссия о том, сможет ли противостоять ядерной бомбе
военно-морской флот. Мнения разделились, Льюис
Страусс считал, что флот выстоит против ядерной бомбы,
а сенатор Брайен Макмэйхон полагал, что нет. В
испытаниях был не только чисто военный аспект, но

иполитический. Операцию было решено сделать публичной
и пригласить на нее советских представителей, чтобы они
увидели разрушительную мощь ядерного взрыва и
устрашились. Этой позиции придерживался Госсекретарь
США Джеймс Фрэнсис Бирнс.
В испытаниях участвовали 95 кораблей-мишеней, как
исключенные из состава ВМФ США, так и трофейные
немецкие и японские корабли. В этих испытаниях
закончили свои дни многие знаменитые корабли Второй
мировой войны: авианосцы «Саратога» и «Индепенденс»,
американский линкор «Невада», японский линкор
«Нагато», немецкий тяжелый крейсер «Принц Ойген».
Первая атомная бомба «Эйбл» была сброшена с В-29 1
июля 1946 года. Но пилоты промахнулись. Она взорвалась
в воздухе в 649 метрах от намеченного эпицентра, в
котором стоял линкор «Невада». Промах чуть было не
сорвал весь эксперимент, поскольку взрыв произошел в
стороне от скопления кораблей. Но и в этом случае было
потоплено 5 кораблей и тяжелые повреждения получили
14 кораблей. Большинство из них находилось в радиусе
примерно 1000 метров от эпицентра взрыва.
Выяснилось также, что положение корабля имеет
значение. Например, пошел ко дну эсминец «Лэмсон»,
располагавшийся в 695 метрах от эпицентра, стоявший к
ударной волне левым бортом. Другие корабли, которые
были ближе, но стояли носом и кормой к ударной волне,
остались на плаву. Наименее защищенными военными
кораблями оказались авианосцы. На «Саратоге»,
расположенном в 2070 метрах от эпицентра взрыва,
загорелись самолеты, авиационное топливо и боеприпасы.
Второй взрыв «Бейкер» 25 июля 1946 года был
произведен другим способом. Во избежание промаха
бомба была подвешена к днищу десантного корабля LSM-
60. Было потоплено 10 кораблей. Линкор «Арканзас»,
бывший в 155 метрах от эпицентра, был подброшен
взрывом, затем воткнулся носом в дно лагуны и
перевернулся. Все повреждения кораблей находились в
подводной части и были нанесены давлением воды.Помимо

этого, очень сильным было поражение
проникающей радиацией и радиоактивными элементами,
заброшенными на корабли волной мелкой водяной пыли,
образовавшейся после взрыва и оседания столба воды.
Большинство кораблей не удалось дезактивировать, а
«Принц Ойген» был оставлен тонущим, поскольку
высокая радиация не позволяла провести ремонт корпуса.
Результат эксперимента получился двояким. С одной
стороны, Военно-морской флот показал себя уязвимым
перед ядерной атакой. Корабли, попадавшие в 1000-
метровый радиус от эпицентра взрыва, либо тонули, либо
получали сильные повреждения. Те же корабли, которые
выдержали ударную волну, получали столь высокую дозу
радиации, которая привела бы к быстрой гибели экипажа.
С другой стороны, было понятно, что рассредоточение
кораблей в море было достаточно эффективным средством
против ядерной атаки. Достаточно было поддерживать
дистанцию между кораблями более 5,5 кабельтова, чтобы
свести ущерб к минимуму. Помимо этого, соединение
кораблей, в состав которого входили авианосец и
эсминцы, может развернуть весьма эффективную
противовоздушную оборону. Бомбардировщик был бы
обнаружен радарами и сбит еще при подлете к цели.
Наиболее уязвимыми были лишь скопления кораблей на
якорных стоянках, но и их оборона также была вполне
осуществимой.
Судя по тому, что имя атолла Бикини получила новая
модель открытого женского купальника,
продемонстрированная 5 июля 1946 года и произведшая
фурор, эти ядерные испытания мало кого испугали.
Видимо, сыграло свою роль то, что сама по себе
обстановка испытаний: отдаленный атолл далеко в океане,
уставленный военно-морскими кораблями, публикой не
воспринималась как сюжет возможной ядерной войны, в
которой они могут оказаться сами. Советские
представители, присутствовавшие на испытаниях, также
не проявили никаких признаков испуга. Однако, судя по
тому, что впоследствии в СССР стали разрабатываться и
испытываться ядерные заряды к торпедам, видимо,

результаты испытаний на атолле Бикини показали, что
спецторпеда с ядерным зарядом весьма эффективна
против боевых кораблей и даже против их соединений,
действующих в море. Подводные лодки имели куда
больше шансов поразить крупные и важные корабли
вражеского флота.
Потом за освоение ядерного оружия взялась армия
США. В конце 1951 года стартовала целая серия
испытаний и войсковых учений, призванная изучить
воздействие поражающих факторов ядерного взрыва на
военную технику, укрепления, снаряжение и
обмундирование, а также изучить психологическую
реакцию солдат на ядерный взрыв.
22 октября – 22 ноября 1951 года на полигоне в Неваде
прошли военные учения Desert Rock I–III, в которых
участвовало 6500 солдат, в рамках серии испытательных
взрывов Buster-Jangle. Первый взрыв в серии был
неудачным – бомба не сработала. 1 ноября 1951 года были
проведены тактические маневры после ядерного взрыва
мощностью 21 килотонна. Еще два взрыва, произведенные
19 и 29 ноября 1951 года, были маломощными, всего по
1,2 килотонны, и являлись, вероятнее всего, испытаниями
образцов тактического ядерного оружия. Первый взрыв
был наземным, а второй подземным. Испытателей особо
интересовало образование кратеров.
Дальше военные вошли во вкус. 1 апреля – 5 июня
1952 года состоялись учения Desert Rock IV, в которых
участвовало 7400 солдат. Солдаты наблюдали четыре
ядерных взрыва из серии Tumbler-Snapper, после трех из
них осуществлялись тактические маневры и проводились
психологические исследования.
Учения Desrt Rock V 17 марта – 4 июня 1953 года были
самыми масштабными, в них участвовала 21 тысяча
солдат. Кроме масштабных маневров и учений,
включающих также вертолетные учения, впервые
испытывалась «ядерная пушка» Grable, 280-мм гаубица,
стреляющая ядерным снарядом.Следующие учения Desert

Rock VI, проведенные 18
февраля – 15 мая 1955 года, включали в себя наблюдения
войсками восьми ядерных взрывов, тактические маневры
после двух взрывов, причем 5 мая 1955 года, сразу после
взрыва Apple 2, танковый батальон отрабатывал атаку на
цель, только что пораженную ядерным взрывом.
В последних двух учениях Desert Rock VII–VIII,
состоявшихся 24 апреля – 7 октября 1957 года,
проводилась отработка аэромобильных операций во время
и сразу после ядерных взрывов.
Вполне очевидно, что непосредственной причиной,
побудившей американское военное командование взяться
за проведение этой серии учений, была корейская война. В
конце октября 1950 года в войну вмешался Китай, и 270-
тысячная китайская армия под командованием маршала
Пэн Дэхуая перешла в наступление, которое вылилось в
поражение американских и южнокорейских войск.
Американцы оставили всю северную часть Кореи и даже
Сеул, который был взят китайскими и северокорейскими
войсками 4 января 1951 года. После ряда операций, в
июне 1951 года, стало ясно, что война зашла в тупик,
американская армия даже при своем техническом
превосходстве не может добиться решающего успеха.
Начались первые переговоры и одновременно с ними
ядерные испытания с участием войск. Судя по программе
испытаний, американское командование вполне всерьез
рассчитывало использовать ядерное оружие для ведения
войны в Корее. Но не использовало, несмотря на призывы
генерала Макартура. Почему?
Ответ простой, хотя и неприличный. Ядерное оружие
оказалось неэффективным в тактическом применении и
опасным для своих же войск. Атомная бомба на поле боя
должна была заменить артподготовку, подавление огневых
точек противника. Это было вполне очевидное решение, и
на первый взгляд казавшееся выгодным. Один ядерный
взрыв производил больше разрушений, чем многочасовая
артподготовка обычной артиллерией, к тому же взрыв
можно произвести внезапно, без предварительного
сосредоточения артиллерии, что могло быть вскры

торазведкой противника. Однако и на этом ядерном солнце
оказались свои пятна.
Во-первых, всегда существовала опасность промаха.
Отклонение бомбы даже на сотню метров от
запланированного эпицентра могло привести к ущербу
собственным войскам. Кроме этого, были возможны
ошибки навигации и прицеливания, неверное определение
положения самолета и ориентиров и, как следствие,
нанесение ядерного удара по своим войскам. Видимо, эта
проблема выявилась сразу же, и в большей части
испытаний с участием войск ядерные взрывы
производились с установкой ядерного заряда на башне, а
не с помощью сброса с самолета. Помимо этого,
появление «ядерной пушки» также преследовало цель
снизить вероятность отклонения и ошибок до
приемлемого уровня, но и этого достичь не удалось.
Например, круговое вероятное отклонение (КВО)
ядерного снаряда Davy Crockett составляло 240–320
метров, что в условиях наступательной операции также
могло привести к ущербу своим войскам.
Во-вторых, атомная бомба мощностью 20–30
килотонн, которые испытывались на учениях, имеет зону
поражения, опасную для человека, порядка 1500 метров в
радиусе. Следовательно, свои войска должны
располагаться примерно на этом же расстоянии от
атакуемой позиции, чтобы не особо рисковать самим
попасть под световую вспышку и ударную волну. Но это
ведет к тому, что расстояние сближения с противником
резко увеличивается. Во время Второй мировой войны,
наоборот, предпринимались все усилия к тому, чтобы как
можно больше сократить расстояние сближения с окопами
противника, до самого минимума. Чем оно меньше, тем
меньше у противника времени, чтобы восстановить
нарушенную артподготовкой систему огня и отбить атаку.
Советская армия в конце войны ходила в наступления под
прикрытием двойного огневого вала, всего в 70—100
метрах от разрывов снарядов. Когда огонь переносился в
глубину обороны противника, солдаты могли преодолеть

это

расстояние до немецких окопов всего за 2–3 минуты.
Это обеспечивало успех атаки.
В случае же ядерной артподготовки пехоте нужно было
пробежать не менее полутора километров до вражеских
позиций. Каждые сто метров солдат пробегает примерно
за 3 минуты, так что на все это расстояние ушло бы 45
минут! Это никуда не годится. За это время
северокорейский командующий мог выпить чаю,
восстановить линию огня на атакованной позиции,
подтянуть резервы и даже подготовить контратаку, в
особенности имея танки.
По всей видимости, эту проблему пытались решить
маломощными зарядами по 1,2 килотонны, радиус
поражения которых составляет около 500 метров[79]. Но и
в этом случае солдатам пришлось бы потратить на
сближение с атакованной позицией около 15 минут, что
создавало возможность для обороняющихся восстановить
систему огня. Также, насколько можно судить, испытания
маломощных ядерных зарядов для наземных и подземных
взрывов (подземный взрыв был на глубине 5 метров)
преследовали цель оценить разрушительное воздействие
на полевые укрепления, траншеи, а также подземные
убежища, тоннели и огневые точки, которые в изобилии
строились северокорейскими войсками. Результаты,
видно, американское командование не впечатлили.
Действительно, если такая бомба разрушает укрепления и
огневые точки на протяжении 150–200 метров по фронту,
то этот прорыв легко закрывается фланкирующим огнем с
соседних огневых точек, остающихся почти
неповрежденными.
На тех учениях, которые состоялись уже после
завершения корейской войны, отрабатывались
высокомобильные маневры вблизи ядерного взрыва с
применением бронетехники и вертолетов. Направление
мысли очевидное: если не получается быстро сблизится
бегом, то, может быть, получится это сделать другими
способами? Вертолеты не могут совершить посадку в зоне
только что произведенного ядерного взрыва. Они своими
лопастями поднимут вверх тучи высокорадиоактивнойпыли,

обеспечив радиактивное загрязнение солдат,
оружия, снаряжения, техники, что несомненно приведет к
потерям от лучевой болезни. То же самое можно сказать и
о танках, которым нужна поддержка пехоты и которые
тоже поднимут тучи радиоактивной пыли.
В-третьих, применение ядерного оружия именно в
Корее, с ее сильно пересеченным рельефом, гористой
местностью со скалами и лесами, да еще с
многочисленными подземными тоннелями и убежищами,
вырытыми северокорейскими войсками во второй
половине корейской войны, не обещало быть
эффективным. Пересеченный рельеф, как было выяснено
еще в Нагасаки, сильно ослабляет воздействие
поражающих факторов ядерного взрыва.
Также нечего было рассчитывать на то, что ядерный
взрыв подорвет моральный дух северокорейских солдат.
Они воевали, не считаясь с потерями, часто бои
переходили в ожесточенные рукопашные схватки, на них
не производило особого впечатления даже то, что
американская авиация поливала их позиции напалмом-Б,
горючей смесью, липнущей к коже и одежде.
Северокорейские солдаты уже научились тушить напалм
глиной, все позиции, окопы и танки имели запас глины на
случай напалмовой бомбардировки.
Таким образом, получилось, что ядерная бомба
оказалась практически бесполезной для осуществления
войсковых тактических операций. Неожиданный результат
для оружия, «которое завершает войну».Глава четвертая.

Советские планы ядерной
войны
Практически вся американская литература по истории
планирования ядерной войны написана весьма занятным
образом. Сначала подробно излагаются обстоятельства и
детали составления тех или иных планов, кто какие
гениальные идеи высказывал, какие политические
соображения при этом принимались в расчет.
Планировщики ядерной войны увлеченно спорят вокруг
стола, заваленного картами и аэрофотоснимками. Но тут
из дальнего угла комнаты начинает клубиться трубочный
дым, и после паузы все дружно восклицают: What’s about
Russians? Действительно, а что сделают русские в ответ на
их грандиозные планы?
Первоначально для американцев все шло гладко, как
по маслу, почти в точном соответствии с идеями романа
Герберта Уэллса. Ядерное оружие оказалось в
«правильных руках», вскоре после окончания войны была
учреждена Организация Объединенных Наций, которая
могла рассматриваться как прообраз «мирового
правительства». Дальше американцы могли приступить к
строительству своего мира, какой им понравится, угрожая
тем, кто откажется сотрудничать, атомной бомбой. В силу
того, что одну из ключевых ролей в этом новом мире
играло ядерное оружие, некоторые вашингтонские
острословы прозвали этот политический проект Pax
Atomica, или «атомный мир».
Первым делом США устремились к тому, чтобы
закрепить за собой монополию на ядерное оружие.
Советский Союз тогда не рассматривался в качестве
серьезного конкурента, поскольку, по оценке
американских экспертов, СССР потребовалось бы 15–20
лет для освоения производства ядерного оружия. К тому
моменту, как полагали в американском руководстве, США
будут обладать таким перевесом в ядерном арсенале, что
война будет, по сути дела, односторонней.Больше беспокойства

причинял другой союзник по
войне – Великобритания. По соглашению США получили
от британцев ряд разработок, технологий, доступ к
урановым шахтам в Бельгийском Конго и должны были
поделиться технологиями. Но как только ядерное оружие
оказалось боеготовым, в американских кругах британским
союзникам было отказано в предоставлении какой-либо
технической информации по ядерному оружию. Премьер-
министр Великобритании Клемент Эттли, не добившись
определенного ответа от Трумэна на переговорах в ноябре
1945 года, потребовал, чтобы посол Великобритании в
США лорд Галифакс запросил информацию по
конструированию и эксплуатации атомных энергетических
предприятий. В этом лорду было отказано. Тогда 6 июля
1946 года Эттли написал письмо Трумэну о том, что
Великобритания осваивает атомную энергию
самостоятельно. Письмо осталось без ответа[80].
Однако ситуация вскоре радикально поменялась.
Советский Союз вовсе не проявил никаких признаков
испуга перед атомной бомбой. Председатель
Государственного Комитета Обороны, председатель
Совета народных комиссаров СССР, народный комиссар
обороны СССР И. В. Сталин выразился по случаю
атомной бомбардировки японских городов в своей
обычной манере. 8 августа 1945 года СССР объявил войну
Японии, три фронта сокрушили в ходе стремительного
наступления японскую Квантунскую армию в
Маньчжурии, Северо-Восточном Китае и Северной Корее.
20 августа 1945 года ГКО выпустил секретное
постановление № 9887, которое создало Специальный
комитет при ГКО, ответственный за освоение атомной
энергии.
Несмотря на то что у США было ядерное оружие,
СССР в 1948 году пошел на обострение отношений по
поводу Западного Берлина. После того как СССР
отказался от участия в плане Маршалла и в советской
оккупационной зоне Германии началось строительство
планового хозяйства советского образца, американцы
резко сократили поставки угля и стали из своих зон всоветскую.

В ответ СССР ввел строгий контроль
перевозок в Западный Берлин. Союзники так и не
договорились, в марте 1948 года развалился Союзный
контрольный совет – высший орган оккупационной власти
в Германии, а в июне 1948 года – Межсоюзная
комендатура Большого Берлина. Когда американцы и
британцы ввели в Западном Берлине в оборот новую
немецкую марку, советская военная администрация
Германии блокировала все наземное и водное сообщение с
ним и отключили энергоснабжение.
Американцы думали о том, чтобы решить проблему
силой, но скоро поняли, что их силы слишком малы. В
американской оккупационной зоне Германии было 98
тысяч военнослужащих, из которых только 31 тысяча была
в действующих силах, а гарнизон Западного Берлина
состоял из 9,8 тысячи американских, 7,6 тысячи
британских и 6,1 тысячи французских солдат. Вокруг них
были главные ударные силы советских оккупационных
войск, которых на тот момент было около 450 тысяч
человек (американцы полагали, что численность
советских войск в зоне достигает 1,5 млн человек).
Командующий американской оккупационной зоной
генерал Люциус Клей понял, что в случае войны его ждет
неминумое поражение, и даже сообщил в Вашингтон, что
он отдал приказ не сооружать укрепления в Западном
Берлине. Русские смяли бы их в течение нескольких дней.
Именно на Берлинский кризис 1948–1949 годов
приходится один из пиков американских планов ядерной
войны. В 1948 году было составлено три таких плана.
Ядерные бомбы уже перевезли на американские авиабазы
Скультхорп и Лакенхерф в Великобритании, где они были
готовы к применению. Но в этот решающий политический
момент министр обороны США Джеймс Форрестол
сделал важное открытие: в Европе нет бомбардировщиков,
способных поднять плутониевую бомбу Mark III. В ВВС
США имелось 32 специально переоборудованных
бомбардировщика В-29, сведенных в 509-ю бомбовую
группу, базировавшуюся на базе ВВС США Розвелл, в
штате Нью-Мексико. Ни один из этих самолетов не был

переброшен в Великобританию или на другие авиабазы за
пределами США[81]. К тому же, как выяснилось еще в
1947 году, В-29 не могут достичь большей части
обозначенных в плане целей, им не хватает от 300 до 500
миль боевого радиуса. В США всерьез обсуждали идею
превращения В-29 в беспилотный бомбардировщик, чтобы
увеличить радиус достягаемости, но выполнить этот
проект не смогли.
Трагикомический момент. Когда Трумэн рвал и метал,
когда надо было бомбить Советы, когда он требовал
обезглавить руководство Коммунистической партии, план
ядерной войны выполнить было невозможно по чисто
техническим причинам.
Оставался еще вариант нанести ядерный удар по
Москве и Ленинграду, которые были достижимы для В-29
с авиабаз в Великобритании, а также нанести удар по
советским авиабазам в Германии и в СССР. Но это
означало сразу полномасштабную войну. Такой удар в
очень незначительной степени сократил бы военно-
промышленный потенциал Советского Союза и мощь его
армии, а через некоторое время советская группа войск в
Германии перешла бы в наступление и смяла бы
уступающие ей в численности американские и британские
войска в Германии. Можно было потерять всю Западную
Европу и ввязаться в долгую, затяжную и упорную войну,
в которой неизвестно еще, кто бы вышел победителем. Не
нужно забывать, что тогда американские генералы и их
советники из числа бывших немецких генералов очень
хорошо помнили, что такое советское наступление и
советские танковые клинья, рвущие оборону. Они
помнили, что Советский Союз выстоял практически один
на один с Германией в самый тяжелый период войны.
Теперь русские были значительно сильнее, чем в 1942
году, и можно было ожидать больших поражений и
крупных неприятностей.
В общем, от войны отказались, даже несмотря на 50
ядерных бомм в арсенале. Вместо войны американцы и
британцы организовали «воздушный мост» по снабжению
Западного Берлина продовольствием и топливом, который

действовал до 30 сентября 1949 года. Это было
компромиссное решение. Берлинский кризис кончился 12
мая 1949 года со снятием блокады.
Pax Atomica, на который в Вашингтоне возлагали
столько надежд, кончился столь же быстро, как и
появился. Сталина атомной бомбой запугать не удалось.
29 августа 1949 года СССР испытал свою первую атомную
бомбу, чем и поставил американцев перед
необходимостью считаться с новым положением в мире.
Берлинский кризис и взрыв РДС-1 возродил атмосферу
гнетущего страха в высшем американском руководстве.
«Ядерная гонка», которой не было
Принято считать, что СССР разрабатывал свою
атомную бомбу и развивал свою атомную
промышленность в страшной спешке, якобы под угрозой
неминуемого ядерного нападения и уничтожения. Это
представление настолько укоренилось в литературе, что
почти совершенно не оспаривается. Даже книги так
называют – «Атомный аврал»[82].
Впрочем, авторам этих работ, в основном
представленных сотрудниками научных учреждений или
предприятий российской атомной отрасли,
популяризаторами истории развития атомной индустрии,
это вполне простительно. Они почти не затрагивают и не
анализируют военно-хозяйственные аспекты ядерной
войны, концентрируя свое внимание на научных или
технологических аспектах темы.
Однако надо отметить, что это представление весьма
далеко от действительности. Советский Союз вовсе не
был беззащитным перед возможным ядерным нападением
со стороны США даже в конце 1945 года, когда до первого
испытания советской атомной бомбы было еще далеко, а
американцы составляли первые планы ядерной войны
против СССР.
Во-первых, советское военное руководство в целом, и
Сталин в частности, хорошо себе представляли
возможности главного средства доставки атомной бомбы,

которое было у американцев, – бомбардировщик В-29.
Уже в ноябре 1944 года имелось четыре самолета,
совершившие посадку на территории СССР из-за
повреждений, три из которых так и остались в СССР. Они
были в летном состоянии, проводились их испытания и
подготовка летчиков. До июня 1945 года были определены
основные летно-технические характеристики самолета, а
потом они были перегнаны с Дальнего Востока в Москву.
Один В-29 передали в 890-й дальнебомбардировочный
авиаполк, в котором было также 12 самолетов В-17 и 19 –
В-25.
Этот бомбардировщик имел максимальную боевую
нагрузку 9072 кг и с ней имел практическую дальность
полета 4865 км. С этой дальностью В-29 с авиабаз в
Великобритании мог достичь любой точки в Европейской
части СССР, в том числе Баку, а также основных
промышленных районов Урала. Угроза была достаточно
серьезной, но и советской авиации было что
противопоставить американским налетам.
Во-вторых, в СССР в то время уже состояли на
вооружении радары и в 1945 году имелось 463
стационарных радара РУС-2с, а вместе с мобильными
установками число радаров этого типа достигало 607
единиц. Дальность обнаружения – 150 км. Также имелось
как минимум 14 радиолокационных станций П-3, более
мощных и более совершенных[83].
В-третьих, имелись истребители, способные
перехватить В-29 с его практическим потолком 12 тысяч
метров. В 1944 году было изготовлено 35 высотных
истребителей Як-9ПД с практическим потолком 13,1—
13,5 тысячи метров. Все они находились в Московской
зоне ПВО. В конце 1946 года также появился реактивный
Як-15, имевший практический потолок 13,3 тысячи
метров. Хотя эта машина считалась переходной от
винтовых к реактивным и использовалась для обучения
пилотов, тем не менее в 1946–1947 годах было выпущено
280 машин этого типа, и они могли при необходимости
принять участие в отражении налета. В 1947–1949 годах
появились Як-17 (выпуск 430 машин), Ла-15 (235 машин),

Як-23 (310 машин), а также началось производство одного
из самых массовых реактивных истребителей – МиГ-15.
Этот самолет специально создавался для ядерной войны с
главной задачей перехвата В-29 и показал свои
возможности во время корейской войны.
Тут надо указать, что «ядерная» версия этого
бомбардировщика – В-29В – отличалась от стандартной
отсутствием оборонительного вооружения, снятого ради
облегчения машины. Так что для советских истребителей
такой «ядерный» бомбер был бы легкой мишенью. Если
смотреть с точки зрения советских возможностей по
отражению возможного ядерного удара, то надо признать,
что у американцев были призрачные шансы на успех.
Потому в известном постановлении ГКО № 9887 от 20
августа 1945 года о задачах вновь созданного
Специального комитета при ГКО говорится весьма
спокойно и без надрыва. В них входили:
– развитие научно-исследовательских работ в области
использования внутриатомной энергии урана,
– широкое развертывание геологических работ и
создание сырьевой базы СССР по добыче урана,
– организация промышленности по переработке урана,
производству необходимого оборудования и материалов.
И, наконец, наиболее интересный пункт: «а также
строительство атомно-энергетических установок,
разработка и производство атомной бомбы»[84]. Здесь, так
же как и в распоряжении ГКО от 11 февраля 1943 года, где
ставилась задача Курчатову составить доклад о
возможности создания атомной бомбы, создание ядерного
оружия поставлено в самый конец списка задач
созданного спецкомитета, причем после создания атомно-
энергетической установки, то есть реактора.
А нас уверяют, что это была «ядерная гонка». Только
документы этого не подтверждают. Если бы гонка за
ядерным оружием действительно имела бы место, то это
постановление было бы сформулировано совсем иначе,
там бомба была бы названа главной задачей, и весь

документ был бы выдержан в весьма решительных
выражениях.
Все же ГКО больше склонялся к ядерному реактору и
атомной энергетике. Для послевоенного Советского Союза
энергетика была узким местом всего народного хозяйства,
поскольку были уничтожены крупные энергетические
мощности, в том числе Днепровская ГЭС, а Донбасс,
бывший главным источником угля, также был разрушен,
шахты были затоплены, и это ограничивало его добывную
способность. Атомная энергетика в свете этих трудностей
выглядела более чем заманчиво; это возможность создать
компактный, мощный и не требующий постоянного
подвоза топлива источник энергии.
От атомной бомбы СССР также не отказывался, но, как
видно и сказанного выше, вероятность ядерной войны
была невысока. Советский Союз мог отразить возможное
ядерное нападение и перейти в решительное наступление
в Западной Европе и на Дальнем Востоке. Это
подтвердилось во время Берлинского кризиса, в котором
американцы не решились на какие-то силовые акции.
Более того, Трумэн всерьез испугался перспектив
масштабной войны с русскими и выступил категорически
против каких-либо планов использования или угрозы
ядерным оружием в ходе Берлинского кризиса. Он поучал
министра армии США Кеннета Рояла: «Вы не поняли, что
это не военное оружие… Оно употребляется для
истребления женщин, детей и безоружных людей, а не для
военных целей… Вы не поняли, что я думаю по поводу
его влияния на международные отношения. Сейчас не
время жонглировать атомной бомбой»[85]. Трумэн
довольно откровенно сформулировал, что назначение
ядерного оружия состоит в том, чтобы запугивать
безоружных, а против прекрасно вооруженного
противника, каким был Советский Союз, атомная бомба не
годится.
В довершение всего осталось разбить явно
мифологическое представление о том, что постановление
ГКО об образовании Спецкомитета было вызвано ядерной
бомбардировкой японских городов. Например, это

утверждается таким образом: «Буквально через несколько
дней после получения сведений о разрушении японских
городов при Государственном Комитете Обороны СССР 20
августа 1945 года был образован Специальный
комитет…»[86]. В таком духе выражался даже Курчатов.
Это явно было не так. 20 августа какие-то данные о
разрушении Хиросимы и Нагасаки после атомной
бомбардировки имели только японцы, и то неполные и
неточные. Американцы их получили в октябре – ноябре
1945 года. Доклад советского посла о разрушении
Хиросимы был составлен только 22 сентября 1945 года.
Эти данные не могли обусловить решение о создании
Спецкомитета по той банальной причине, что они
поступили никак не менее чем через месяц после
принятия этого решения. Так что давайте не будем
утверждать того, чего в действительности не было.
Спецкомитет был образован по другой причине –
летом 1945 года у Советского Союза появился наконец
доступ к урановому сырью. Геологоразведка и ревизии
геологических коллекций, проведенные в 1943–1944
годах, результата не дали. Было известно два проявления
урана: Табошар в Талжикистане и Майлуу-суу
(Майлысай) в Киргизии. Два месторождения – Майлысай
и Шакоптар в Киргизии – были открыты только
экспедицией летом 1945 года, но и они были очень плохо
разведаны. Все запасы урана в это время исчислялись в
471 тонн металла[87]. Имевшиеся рудники, в которых
нашли уран, были небольшими, стояли на консервации и
были затоплены. Работы велись вручную, а руда
вывозилась на ишаках и верблюдах. Несмотря на столь
скромные успехи, 15 мая 1945 года постановлением ГКО
был создан Горно-химический комбинат № 6 по добыче
урана из месторождений в Ферганской долине. В 1945
году комбинат добыл 14,6 тонны урана, а в 1946 году –
36,6 тонны урана, тогда как для загрузки первого
советского реактора Ф-1 требовалось 50 тонн урана в
металле и диоксиде[88]. Советскую атомную программу
выручил заграничный уран: немецкие запасы (комиссия А.
П. Завенягина нашла в Германии 100 тонн урана), а также

начавшаяся в 1946 году добыча урана в советской
оккупационной зоне Германии, Чехословакии, Болгарии и
Польше. В 1946 году в этих странах было добыто 60,3
тонны урана в рудах[89]. Итого в 1945 году СССР
располагал запасом в 114,6 тонны урана, что позволило
приступить к сооружению первого реактора. Сведения об
этом были получены летом 1945 года, что и позволило
перевести работы по освоению атомной энергии на новый
уровень и создать Спецкомитет. Сырьевая проблема была
поставлена на второе место по важности в списке его
задач.Советская бомба в тактическом
применении
В Советском Союзе о применении ядерного оружия в
оперативно-тактическом масштабе стали думать сразу же,
еще на стадии его создания. Уже первые ядерные
испытания РДС-1 в августе 1949 года были подготовлены
таким образом, чтобы получить как можно больше
информации о воздействии поражающих факторов
ядерного взрыва на самые разные объекты.
Для испытания РДС-1 на Семипалатинском полигоне
было сооружено опытное поле, имевшее радиус 10 км,
которое оборудовали различными сооружениями и
приборами. Оно было поделено на 14
специализированных секторов, среди которых было два
сектора для фортификации и два физических сектора,
сектор гражданских сооружений и конструкций, сектор
видов и родов войск.
В этих секторах сооружалась опытная застройка.
Например, в гражданском секторе – построено два
кирпичных трехэтажных и несколько деревянных домов,
имитировавших типичную жилую застройку населенных
пунктов того времени, участки линии электропередачи,
автомобильной и железной дороги с мостами,
водопровода и канализации, было построено одно
промышленное здание и три шахты на глубине 10, 20 и 30
метров, которые имитировали метро.
В секторе авиационной техники было установлено 53
самолета разных типов, в секторе артиллерийского
вооружения – 53 орудия, в бронетанковом секторе 25
танков и САУ. Техника устанавливалась на разном
удалении от эпицентра, как на открытой местности, так и
в укрытиях.
В биологическом секторе разместили более 1500
подопытных животных. Они должны были дать картину
воздействия поражающих факторов на живые организмы.
В физических секторах было построено 44 сооружения и
установлено более 1300 приборов и 9700 индикаторов[90].

Также приготовлены два танка, обшитые свинцовыми
пластинами для радиационной разведки и осмотра
местности.
В 7 утра 29 августа 1949 года был произведен первый
советский ядерный взрыв, помимо всего прочего
возвестивший американцам, что их монополии на ядерное
оружие больше не существует.
Разрушения на опытном поле были грандиозными и
впечатляющими. На месте башни образовалась воронка
диаметром 3 метра, на дне которой виднелись остатки
фундамента. Почва вокруг нее оплавилась. Гражданские
сооружения располагались в 50 метрах от эпицентра и
были полностью разрушены. Мосты сорваны с опор и
отброшены на 20–30 метров в сторону, хотя
железнодорожный мост стоял в 1000 метров, а
автомобильный в 1500 метрах от башни. С них снесло
вагоны и автомобили. То же самое постигло и опоры ЛЭП.
Хотя при этом железобетонное здание с мостовым краном
для сборки заряда, установленное в 25 метрах от башни,
частично разрушилось, но устояло. Кирпичные дома в 800
метрах от башни были разрушены полностью, деревянные
срубовые и щитовые дома были уничтожены в радиусе
5 км[91].
Боевая техника в радиусе 500–550 метров была
искорежена и перевернута, танки лежали на боку с
сорванными башнями. Однако, Т-34 в 500 метрах от
эпицентра получил только легкие повреждения, равно как
и артиллерийские орудия. Самолеты получили сильные
повреждения в радусе 1500 метров, а автомобили сгорели
в радиусе 5 км от эпицентра.
Конечно, такая имитационная застройка опытного поля
и размещение на нем разных объектов не воссоздавали
условий городов или поля боя в точности, но все же
полученные данные давали богатую пищу для
размышлений, накопления опыта и составления
наставлений для войск.
Есть одно косвенное подтверждение, что сразу после
первого ядерного испытания в СССР был составлен план

ядерной войны. На это указывает тот факт, что изделие
РДС-1 к 1951 году было изготовлено серией в 29 штук. По
другим сведениям, серия составила 5 бомб. Бомбы на
вооружение не ставились, в войска не передавались и
находились на хранении. Но такое количество изделий уже
позволяло применить их в военных целях.
Как известно, В-29 был тщательно изучен и на основе
его конструкции был разработан советский
стратегический бомбардировщик Ту-4. В 1947 году он
поступил в серийное производство, и до 1952 года было
выпущено до 1296 единиц машин. Он мог нести РДС-1, и
после проведения ядерных испытаний три Ту-4 были
переделаны в носители этого изделия. Имея практическую
дальность 4100 км с максимальной бомбовой загрузкой,
Ту-4 мог поразить любую цель в Западной Европе.
Ядерная война предполагалась без фанатизма,
очевидно, в т. н. «контрсиловом» варианте, то есть
главными целями для Ту-4А, «ядерной» модификации,
были крупные авиабазы, на которых могли базироваться
американские В-29В, носители атомных бомб. Также в
списке целей могли быть порты, крупные транспортные
узлы, а также, вероятно, скопления войск противника. В
отличие от американского собрата, Ту-4А имел полное
оборонительное вооружение, и его также могли
прикрывать истребители 16-й гвардейской воздушной
армии, дислоцированной в Германии. Отразить советский
ядерный удар в Западной Европе американцам было бы
очень непросто.
Таким образом, более позднее приобретение атомной
бомбы не играло особой роли. Советский Союз за счет
более продуманного подхода к ядерной войне сразу
получил значительное преимущество. Во-первых, имелась
возможность отразить американский налет, нацеленный в
глубь советской территории силами авиации ПВО. Во-
вторых, имелась возможность нанести превентивный
ядерный удар, сорвав американскую атомную
бомбардировку. В-третьих, ядерным оружием можно было
поддержать наступление сухопутных сил, добиться
изоляции театра военных действий в Западной Европе и

сорвать переброску подкреплений из США, а также
ударить по флотам США и Великобритании в Атлантике.
Ту-4 перекрывал всю северную Атлантику, от Москвы мог
достичь боевым радиусом Исландии, а от Ленинграда –
Гренландии. Также от Москвы Ту-4 мог достичь запада
Британской Индии (Пакистана), Персидского залива и
Гибралтара.
Впоследствии, когда в 1953 году была разработана
полноценная авиационная атомная бомба РДС-4,
мощностью 28 килотонн и весом 1,2 тонны, более
известная как «Татьяна», поставленная на вооружение
дальнебомбардировочной авиации, боевой радиус Ту-4
увеличился до 6200 км. Кроме того, «Татьяну» мог нести
любой Ту-4, ее конструкция и система подвески была
аналогичная фугасной авиабомбе ФАБ-1000 или
ФАБ-1500. Помимо стратегического бомбера, «Татьяну»
мог сбросить фронтовой бомбардировщик Ил-28,
появившийся в 1948 году.
Так же как и в США, в СССР делались попытки
применить ядерное оружие на оперативно-тактическом
уровне, то есть для прорыва обороны противника. Для
этого в 1954 году были проведены знаменитые Тоцкие
войсковые учения, в ходе которых 14 сентября 1954 года
был произведен ядерный взрыв.
В отличие от предыдущих ядерных испытаний, в
которых обстановка поля боя имитировалась очень
приблизительно, на Тоцких учениях была проделана
грандиозная работа по полномасштабной имитации
войсковой наступательной операции и маневрам в
условиях применения ядерного оружия. В учениях
принимало участие 45 тысяч человек, 600 танков и САУ,
500 орудий и минометов, 600 БТР, 320 самолетов, 6 тысяч
тягачей и автомобилей. Отрабатывалось наступление 128-
го Гумбиненского стрелкового корпуса («восточные») с
частями усиления на оборону 270-й стрелковой и 73-й
механизированной дивизии («западные»).
Войска построили все необходимые полевые
укрепления «западных» и «восточных». Как вспоминает

участник Тоцких учений Владимир Бенцианов, были
отрыты и укреплены десятки километров траншей (в
действительности 380 км), построены сотни блиндажей,
дотов, дзотов под мощными бревенчатыми накатами,
укрытия для техники (в действительности более 500).
Некоторые подразделения проходили самую интенсивную
тренировку, в течение двух подготовительных месяцев не
снимали противогазы, за исключением только приема
пищи и умывания. В противогазах же на жаре долбили
каменистый грунт полигона[92].
Вокруг Тоцких учений наплелось немало выдумок и
мифов, якобы войска подверглись радиоактивному
облучению и вообще это было якобы «испытание на
людях». Притом что учения с реальным ядерным взрывом
вообще дело весьма небезопасное, командование
предприняло все мыслимые меры по защите личного
состава от радиоактивного облучения и заражения.
Во-первых, как рассказывает Владимир Бенцианов,
вечером 13 сентября 1954 года личному составу частей
авангарда было выдано сначала нательное, а потом и
теплое белье, зимние портянки. Экипировка солдат
состояла из нательного и теплого белья,
хлопчатобумажной формы, противоипритного костюма,
плащ-палатки, противогаза, каски. Противогазы были
укомплектованы специальными темными светофильтрами.
Сухпаек был завернут в резину[93].
Во-вторых, войска были расположены вдалеке от
эпицентра, причем все были укрыты в траншеях.
«Западные», отведенные подальше от линии обороны,
которую должны были поразить ядерным взрывом и
артиллерией, занимали позиции в 10–12 км от эпицентра и
имитировали корпусные резервы. «Восточные» занимали
позиции в 5 км от эпицентра и находились в хорошо
оборудованных блиндажах[94].
В-третьих, после окончания артподготовки, через 40
минут после взрыва в эпицентр прибыли дозоры
радиационной разведки, передвигавшиеся на танках со
свинцовой защитой. Они установили, что в эпицентре

уровень радиации составлял 50 рентген в час, в 300
метрах – 25 рентген, в 500 метрах 0,5 рентгена, в 850
метрах – 0,1 рентгена в час[95]. Гамма-рентгенометр в 730
метрах от эпицентра зафиксировал через две минуты
после взрыва 65 рентген в час, а через 47 минут – 1,5
рентгена в час[96]. Если перевести уровень радиации в
эпицентре в рады, то зафиксированный радиационной
разведкой уровень радиации составил 47,5 рада. Это
значительно ниже минимального порога для
возникновения легкой лучевой болезни. Для сравнения,
пилот-камикадзе Ясуо Кувахара в Хиросиме схватил до
350 рад, без особого лечения перенес лучевую болезнь и
дожил до преклонных лет. Таким образом, уровень
радиоактивности просто не мог привести к лучевой
болезни участников Тоцких учений. Участник испытаний
С. А. Зеленцов, впоследствии генерал-лейтенант и автор
монографии об этих учениях[97], описывал, как он ходил
прямо по корке оплавленного песка, ничего не опасаясь,
поскольку его радиометр показывал уровень радиации 1
рентген в час.
Помимо этого, дозоры установили флажки с указанием
величины радоактивности (флажки ставились
специальным автоматическим устройством,
установленным на танке), и войска в зону радиации свыше
25 рентген в час не заходили. Артиллерия также не вела
огонь по району взрыва, это было связано с тем, что
командование приказало оставить зону поражения
неприкосновенной для детального осмотра и анализа.
В случае, если бы взрыв произошел на высоте менее
350 метров (воздушный взрыв оставляет горзадо меньшее
радиактивное заражение, чем наземный; это было
подтверждено испытаниями) и при отклонении более 500
метров от цели, учения бы прерывались, а войска и
местное население эвакуировались.
В-четвертых, войска прошли дезактивацию, помылись
под душем, сдали обмундирование и белье (были
оставлены только сапоги, ремни и стрелковое оружие),
техника также прошла дезактивацию, с последующим

дозиметрическим контролем. Все было как на настоящей
ядерной войне.
Таким образом, были предприняты избыточно строгие
меры радиационной безопасности: войска располагались
на безопасном расстоянии от ядерного взрыва, уровень
радиации был невелик, войска не допускались в зону с
повышенной радиацией, а после завершения учения
прошли дезактивацию. Болезни личного состава,
очевидно, были связаны с другой причиной. Как
вспоминает Владимир Бенцианов, на полигоне было
трудно с водой. Воду из реки Самарки брать было нельзя,
войскам выдавались дезинфицирующие таблетки, а потом
стали подвозить воду в цистернах. Но, несмотря на все
усилия, началась дизентерия, которую к началу учений
ликвидировать не удалось[98]. А мнение о влиянии
радиации, как полагает С. А. Зеленцов, было связано с
тем, что войска и местное население видели два
имитационных взрыва, произведенные позднее
настоящего, ядерного. Войскам не сообщили о том, что это
имитация, для того чтобы проверить на практике действие
войск в средствах защиты, а также работу
дезактивационных пунктов без какой-либо возможной
симуляции[99].
Военные результаты Тоцких учений были весьма
неоднозначными, в них были как позитивные, так и
негативные стороны.
Во-первых, неуправляемая атомная авиабомба и в этот
раз дала значительное отклонение от цели, 250 метров от
намеченной точки. Хотя это было признано приемлемым и
учения состоялись, все же результат бомбометания не мог
не озадачивать. Экипаж бомбардировщика тренировался,
показал высокую точность метания учебных бомб, в точке
взрыва были выкопаны две пересекающиеся траншеи
длиной по 100 метров, заполненные известью. Этот крест
был прекрасно виден с воздуха. Видимость была хорошей,
пилоты знали местность. И даже в этих идеальных
условиях – промах. В боевых условиях, где никаких
крестов на земле не будет, а будут всякие помех

и

ориентировке, зенитный огонь и противодействие авиации
противника, вероятность промаха значительно вырастает.
Во-вторых, некоторые типы полевых укреплений,
такие как дзоты и блиндажи с мощным накатом,
укрепленные деревом траншеи, оказались весьма
устойчивыми к воздействию поражающих факторов
ядерного взрыва, и устояли даже в 300 метрах от
эпицентра взрыва, только обгорели сверху. Техника на
открытой местности оказалась вдавленной в землю и
оплавленной на расстоянии до 1000 метров от эпицентра,
автомобили сгорели в радиусе 800 метров, а до 1800
метров были повреждены. Опытные животные,
оставленные на открытой местности в радиусе 500 метров
от эпицентра, сильно обгорели и не двигались. В радиусе
1000 метров животные получили ожоги, но могли
двигаться, а в 2000 метрах следов воздействия ядерного
взрыва заметно не было. Животные, оставленные в
укрытиях, выжили и не получили травм и ожогов.
Вывод из увиденной картины можно было сделать
такой. Хорошо подготовленный опорный пункт может
устоять даже перед ядерным взрывом. То, что он не
разрушил блиндажи и дзоты, означало, что огневые точки
не подавлены. И это дерево-земляные сооружения, не
говоря уже о бетонных или бутобетонных дотах.
Обороняющаяся сторона, конечно, понесла сильные
потери, оглушена, контужена и обожжена, но при этом
часть живой силы противника, бесспорно, сохранила
способность к сопротивлению. Радиационное поражение
сильно ослаблено укреплениями, а последствия его
скажутся на здоровье людей только через пару дней. Если
они удержат оборону сразу после ядерного взрыва, то
потом они могут быть сменены свежими войсками или
организованно отведены на другую позицию. Итак, даже
после ядерного взрыва оборону сразу надо добивать
обычной артиллерией.
Помимо этого, резервы противника, его подвижные
механизированные части, аэродромы, не попавшие
непосредственно в зону поражения ядерного взрыва,
остались в неприкосновенности. Стало быть, противник

сохранил способность к обороне и контрнаступательным
действиям.
В-третьих, подготовка войск к наступлению в условиях
планируемого ядерного взрыва требует снабжения их
комплектами химической защиты, противогазами,
организации дезактивационных пунктов, что может быть
вскрыто разведкой противника и указать место подготовки
прорыва обороны и наступления.
В-четвертых, в случае применения ядерного оружия
наступающие войска требуется отводить на приличное
расстояние от эпицентра, примерно на 1800–2000 метров.
После взрыва нужно выждать время, чтобы несколько
снизился уровень радиации, около 30–40 минут, а затем
потратить еще 60 минут на сближение с противником. На
учениях от момента взрыва до момента выхода передовых
отрядов к месту взрыва прошло 2 часа 22 минуты. Но и в
условиях реального боя на это может потребоваться около
1,5 часа. За это время противник восстановит систему
огня, подбросит подкреплений и может изготовиться к
контратаке.
По сравнению с освоенным уже войсками
наступлением под прикрытием огневого вала атомная
бомбардировка ничего не давала. Она не разрушала
оборону противника полностью, не исключала

дополнительной обычной артподготовки, сковывала
маневр войск. Обычной артиллерией можно было
добиться гораздо лучшего результата. Массированная
артподготовка, как показали наступления в завершающей
стадии Великой Отечественной войны, способны
полностью уничтожить оборону противника, разрушить
укрепления, поразить резервы и обеспечить успешное
наступление.
В общем, и советское командование пришло к выводу,
что атомная бомба в оперативно-тактическом масштабе
бесполезна. Больше подобных войсковых учений в СССР
с применением ядерного оружия не проводилось.

Источник:Книга