Более всего истерят жители центральной части страны (вторжения ожидают 55 процентов опрошенных) и западной Украины (52 процента). Зато в регионах потенциального «вторжения» в него не верят, и значит не боятся: на Юге уверовавших в нападение РФ всего 36 процентов, а на Востоке и того меньше — 28 процентов. 

Скептицизм русскоязычной части Украины — следствие не только меньшего влияния националистической пропаганды, но и определённого общественного разочарования: слишком часто обещали «вторжение России», чрезмерно много разговоров о скором освобождении, и — последующего разочарования. Русскоязычные регионы Украины мало верят в приход «других времён» и чувствуют себя брошенными на произвол судьбы.

Усугубляет разочарование высокомерные упреки, дескать, они «криптобандеровцы» или «не так восстали» в 2014 году. Подобные высказывания позволяют себе как некоторые российские обозреватели, так и отдельные представители украинской политэмиграции. К тому можно прибавить разъедающую деятельность в социальных сетях, в которой угадывается не только «глас народа», но и целенаправленная работа украинских спецслужб и фабрик ботов.

«Сейчас у тех, кому мозги не своротили, примерно одинаковое отношение что к здешним свидомым, которые всех до своего убогого уровня пытаются низвести, что к российским упоротым, которые здесь на всех поголовно пытаются ярлык «криптобандеровцев» прицепить, — пишет в комментарии в ФБ харьковский экс-депутат Верховной Рады и известный правозащитник Владимир Алексеев, — у меня лично ко второй категории отношение даже похуже. Вроде как по аналогии — к предателям больше ненависти, чем к врагам».

С другой точки зрения, российские зрители видят, что множество готовящихся к «войне с Россией» говорят на русском языке (даже в репортажах украинского ТВ), со стороны ВСУ в Донбассе во множестве воюют русскоязычные, и даже боевики из числа неонацистов часто общаются отнюдь не на мове. Так зачем проливать кровь наших детей за таких «русских» — размышляет человек по российскую сторону экрана. 

Мы нередко забываем, что Украина и Россия треть века живут в разных реалиях, и успели основательно друг от друга отвыкнуть. И хотя большая часть жителей этих стран говорит на одном языке, но их политический язык во многом различен. Это рождает недопонимание, обиды, а в некоторых случаях и вражду, чем охотно пользуются силы, стремящиеся восточных славян навсегда разделить. А еще «лучше» — стравить между собой.

В России существуют принципиально разные представления о сути «украинского вопроса»: от того, что надо «оставить вариться Украину в собственном соку», до необходимости собирания утраченных русских земель и демонтажа украинского государства. Между ними — ещё целый спектр мнений о возможностях и способах решений. Все эти точки зрения пребывают в состоянии дискуссии, оперируют весомыми доводами, имеют своих сторонников во власти и обществе.

Например, сторонники первой точки зрения говорят о необходимости стабильного развития самой России, без отвлечения ресурсов на конфликты (в которые ее старательно втягивают внешние силы). Другие, напротив, считают, что угроза со стороны майданной Украины будет только нарастать, и эта проблема нуждается в обязательном разрешении.

Наблюдатели из Украины рискуют запутаться в хитросплетениях внутрироссийских дискуссий, и потому не правильно брать, скажем, полемически заострённый термин «криптобандеровцы» и автоматически переносить его на всеобщее восприятие современной Украины из России. Определяющим для понимания ситуации должен быть не информационный шум в социальных сетях, но слова лидера РФ, а вот он как раз говорит о «едином народе».

Именно Президент России определяет внешнюю политику, прокладывает курс государства. Причем за двадцать лет российское государство превратилось в хорошо налаженную машину, и слова Путина являются для неё по-настоящему руководящим сигналом. К слову сказать, разница в функционировании российского государства и Украины хорошо видна на примере Крыма: насколько наследие сырой украинской государственности (в виде отсталости инфраструктуры, расхлябанного чиновничества и т.д.) отличается от подтянутости локомотивных регионов РФ. И этот опыт, полагаю, тоже учитывается в глобальных расчетах Кремля.

Достижениям и безопасности российского государства угрожает нынешнее положение дел на Украине. Не в виде отвратительного майданного режима как такового, но военного освоения его территории мощным и враждебным России блоком НАТО. Речь не об очередном киевском правителе-марионетке или бандах неонацистов, но о принципиальной нетерпимости угрозы Российской Федерации — и нарастании этой угрозы. О чем недавно руководством РФ было заявлено категорично, а на Украине использовано ради нагнетания внутриполитической ситуации.

И теперь Украина ждет. «Полстраны — со страхом, полстраны — с надеждой… Полстраны — оккупации, полстраны — освобождения…», — пишет известный украинский композитор Владимир Быстряков: «Есть те, которым изменение нынешней ситуации смерти подобно. Потому как их кровавые шалости на Майдане-2014 не пройдут для них бесследно… Это те, которые хорошо нажились за последние восемь лет. Бизнес, дачи, офшоры и т.д.».

Они раздувают ненависть к России, старясь укрыться за брустверами из пушечного мяса. Не надо путать интересы майданной банды с интересами всей Украины, как и нельзя путать частности с общим. Даже в браке двух любящих людей могут накапливаться обиды, так что же говорить о двух больших сообществах людей. 

Те, кто является принципиальным противником майданщины, это союзники здорового смысла. А здравый смысл подсказывает нам, что раскол между единомышленниками только усиливает общего врага. И ошибки в прошлом действительно были, и ситуация с 2014 года во многом изменилась. Но она будет меняться и в будущем — таков закон истории.

Милитаристская истерия раскачивает чахлую экономику Незалежной, повышает внутриполитические риски и приближает «момент истины». Украина нуждается в освобождении от майданного режима не из-за языковых симпатий, исторического наследия или обиды за антироссийскую риторику. Эта задача стратегическая, объективная.